Мусорщик начал свою пешую прогулку в тот день около половины одиннадцатого утра. Шел он медленно — машины стояли, так тесно прижавшись друг к другу, что часто приходилось перелезать через капоты и крыши грузовиков и фургонов, — и к тому времени, как он добрался до первого знака ТУННЕЛЬ ЗАКРЫТ, было уже четверть четвертого. Он одолел около двенадцати миль. Двенадцать миль — это не так уж много, во всяком случае, для того, кто проехал одну пятую всей страны на велике, но, учитывая все препятствия, он решил, что двенадцать миль — не так уж и плохо. Он давным-давно мог бы вернуться и доложить Малышу, что проехать невозможно, если бы… Если бы он имел хоть малейшее желание возвращаться — вот в чем дело. Конечно же, он не вернулся. Мусорщик в жизни маловато читал исторических книг (после электрошоковой терапии чтение давалось ему с трудом), но ему и не нужно было знать, что в старые времена короли и императоры нередко убивали приносивших дурные вести — просто с досады. Того, что он знал, вполне хватало: он достаточно насмотрелся на Малыша, чтобы понять больше он его видеть не хочет.
Он стоял, разглядывая знак: черные буквы на оранжевом ромбовидном поле. Знак был сбит и валялся мод колесом того, что походило на древнейший на свете «юго». ТУННЕЛЬ ЗАКРЫТ.
С гулко бьющимся сердцем он подошел поближе, сам не зная, что собирается делать. Эти два черных отверстия, уходящих в скалу, пугали его, и по мере приближения к ним страх превращался в настоящий ужас. Он бы прекрасно понял внутреннее состояние Ларри Андервуда перед туннелем Линкольна; в это мгновение, сами того не подозревая, они были неведомыми друг другу родственными душами по одному признаку — дикому страху.
Но основное отличие заключалось в том, что если пешеходная дорожка в туннеле Линкольна располагалась высоко над проезжей частью, то здесь она шла так низко, что некоторые машины даже пытались въехать на нее и так и застыли: с одной парой колес — на дорожке, а с другой — на мостовой. Туннель был длиной в две мили. Единственный способ одолеть его — это ползти от одной тачки к другой в кромешной мгле. На это уйдут многие часы.
Мусорщик почувствовал, как его кишки превращаются в жидкость.