Противостояние II (СИ)

Он сначала стыдился, но немного и недолго, потому что быстро понял, что если не будет воровать, то они оба с голоду могут умереть. Она ведь, когда в запое, вообще ничего не соображала. Откуда в доме хлеб с картошкой и макароны берутся, если сама в магазин не ходит и сыну денег не даёт, такими мелочами она себе голову не забивала. Так что выбор оставался небогатым: или воровать, или голодать.

Можно было бы, наверно, к бабуле уйти, но ведь мамка тогда вообще умрёт. Поэтому и не уходил, а бабуле при встречах врал, что дома всё нормально. Бабуля мамку не очень жаловала, поэтому давно перестала к ним в гости заходить. Это и хорошо. Наверно расстроилась бы сильно, а она сердечница. Ей волноваться никак нельзя.

Жалко маму, до слёз жалко, а сделать ничего не получалось. Он ей сто раз говорил, что эти пьянки до добра не доведут, но она только отмахивалась: не твоё, мол, дело! Не лезь! На свои пью! Вот так и допилась «на свои». Как в воду глядел Серёга. Соседи раз пожаловались, другой, и мамку снова в суд потащили. А там, мало того что целый год ЛТП влупили, так ещё и родительских прав лишили. Пришлось снова к бабуле переезжать. Почти год у неё прожил, но за месяц до того, как мамку из ЛТП должны были выпустить, бабуля от инфаркта умерла. Соседи помогли её похоронить по-человечески, спасибо им за это, конечно, но потом его самого в милицию сдали, суки! А оттуда на следующий же день на комиссию по делам несовершеннолетних, и загремел Серёгапод фанфары в интернат. Ещё почти два года здесь париться.

Мама к нему тем летом приезжала, когда её из ЛТП отпустили, но её директор не пустил. Вытолкал из интерната, сука, и ещё обзывал по всякому. А ему пригрозил интернатом для трудных подростков, если на него голос повышать будет. Серёга ему потом дохлую крысу в ящик письменного стола подбросил. Через открытую форточку забрался ночью в его кабинет и подбросил...

«Беспросветно как-то жизнь начинается, — мрачно размышлял Серёжа, рассеянно глядя себе под ноги, чтобы не наступить в случайную лужу. — Закончу десятилетку, нужно будет получать профессию. Поступать в институт или в техникум. А это значит — снова на долгие годы общага или армейская казарма. И придётся по общагам неизвестно сколько мыкаться. Можно было бы к тёте Оле попроситься, она в Хабаровске живёт, но неудобно. У неё у самой трое детей на руках, муж и свекровь старая. Она в каждом письме зовёт его к ним туда, но он каждый раз отказывается. Понятно же, что он там обузой будет. Всё же он в интернате не голодает и в обносках не ходит».

***

Курить охота! От трёшки, которую тётя Оля на Новый год присылала, уже давно одни воспоминания остались, но это ничего. Есть верный способ добыть курево, если не хочешь в долг у пацанов брать. Именно поэтому и спешит он сейчас в кочегарку. Истопник дядя Коля мужик нормальный. Привезёшь ему пару тачек угля от угольной кучи, или вывезешь из кочегарки пару тачек золы, он тебя обязательно папироской угостит и с собой одну — две даст.

Дядя Коля «Север» курит. Самые убойные в мире папиросы. Спрашивал его как-то раз, почему он другие не покупает. Смеётся: «Покури с моё, Серёга, так тебя тоже только „Север“ забирать будет!» Дядька Коля несколько раз сидел. Вон пальцы в синих перстнях и на груди трёхглавый собор куполами красуется. Разговорились с ним как-то, так он и выдал: «Тебя, Серёга та же судьба ожидает. Очень уж ты шустрый. Любит зона таких. К себе манит...»

Не понравилось ему такое про себя услышать. Неохота на зону. Ну её! Ничего хорошего там нет. Да и по-другому он свою жизнь представлял. Как-то более культурно, что ли?

От невесёлых мыслей отвлёк его негромкий свист. Серёга поднял голову и увидел свистуна. В десяти шагах от него сидел на заборе малолетний шкет в заправленных в резиновые сапоги лыжных шароварах, короткой курточке на свитер и серой в крапинку кепке на голове. Это не наш. Кажется в посёлке его пару раз встречал.

Сплюнул Серёга себе под ноги, покосился на открытую по случаю тёплой погоды калитку в воротах кочегарки (почти дошёл) и спросил пацанёнка, что ему нужно. Шкет на заборе поёрзал и тоже сплюнул. В такой позе сидеть трудно, а шкет ничего, терпит. Спрашивает его:

— Слышь, тебя не Серёгой случайно зовут?

— Ну, Серёгой. А что?

— А фамилия у тебя какая?

— Каменский.

— О! Ты-то мне и нужен! Лезь сюда! Тут с тобой поговорить хотят.

— Кто?

— Парень какой-то из города. Я его не знаю.

— Что за парень?

— Да говорю же — не знаю! Обещал двадцать копеек, если тебя позову. Он здесь, — шкет покосился через плечо назад.

Двадцать копеек только за то, чтобы позвать его? Ни фига себе! Загордился Серёга даже, что ради разговора с ним кто-то готов столь крупную сумму выложить. Двадцать копеек — это же две пачки сигарет «Памир» — они девять копеек стоят — и ещё двушка сдачи останется! Можно позвонить кому-нибудь, если в посёлке этом богом забытом телефонную будку найдёшь и будет кому позвонить. А если не найдёшь, то можно пару коробков спичек купить. И очень даже запросто!