Противостояние. Часть 2. МУРЕНА

– Мы должны жить, папа. Дети не виноваты в том, что у них больше нет родителей. Возьми себя в руки. Помоги мне все это пережить.

– Настенька, доченька, прости меня…

* * *

… Дети Степана и Данилы, суд, невменяемый отец, дела на фирме, которых накопилось довольно много, «Империя», явно, начала «хромать» и «падать на колени». Два месяца я держалась, как могла, как стойкий оловянный солдатик, как робот – машина, загруженная определенными задачами, но лишенная всяких эмоций.

Мне просто необходимо было «разрядиться». Марк, вроде, пришел в себя, стал работать. Дела, более – менее, были улажены.

– Тусенька, – попросила я ее вечером в выходной. – Если не будет конкретных вопросов, не беспокойте меня, пожалуйста.

Я взяла ящик водки и закрылась в спортзале. Первую бутылку, я выпила почти залпом, прямо из горла.

Моему, «изодранному в куски сердцу», необходимо было выплеснуть, хотя бы часть боли. Какой бы сильной я не была, какой бы жестокой не стала, я – живой человек. И, теперь, я дала волю своим эмоциям. Содержимое второй бутылки провалилось в меня, я не пьянела. Я ревела, как дикий зверь, захлебываясь собственными слезами.

Аскольд, Рик, Генри – хорошие добрые ребята. Сколько времени мы провели здесь, в этом спортзале. Сколько пережили вместе, за эти шесть лет. Мои любимые старшие братья! Как сильно они любили меня!

Марта – добрая, мудрая женщина. Моя – вторая мама. Сколько любви она отдала мне, стараясь заменить мать! Сколькому она научила меня!

Герман – мой единственный мужчина, мой герой, мой идеал. Самый нежный, самый добрый, самый хороший, самый родной, самый любимый… Единственный!!!

Марик – мой маленький мальчик, мой долгожданный, мой желанный сыночек. Мой милый, мой хороший. Как? Зачем, мне жить без него?! Его звонкий заливистый смех, до сих пор, звучит в моих ушах.

Этот дом, этот спортзал, здесь все напоминает о них! Мое сердце разрывалось от боли!!! Зачем?! Почему Я осталась жива?! Зачем Господь, так поступает со мной?! За что, судьба, так ненавидит меня?! Я даже застрелиться не могу! Что станет без меня с сыновьями Данилы?

Я могла лишь пить и рыдать. И я пила и рыдала, сгоняя свою злость и обиду на боксерских грушах, которые лопались от моих беспощадных ударов и разлетались в клочья. Потом я снова пила, забываясь в пьяном беспамятстве. Сколько прошло дней? Потом оказалось семь, и два пустые ящика из-под водки.

Очнулась я от того, что мне на лицо льется ледяная вода. Я открыла глаза, надо мной стоял Глеб.

– Настя, Настюха, – перестав лить воду, он хлопал меня по щекам.

– Какого хрена, Глеб?! – «прорычала» я. – Че, на хрен, надо?! – я присела на спортивном мате, он протянул мне бутылку холодной минералки.

– Могу я, твою мать, побыть одна?! – продолжала я «рычать», отпив пол бутылки воды. – Могу я, нажраться и забыться хоть на пару дней?!

– Можешь, Настя. Можешь. Только уже не два дня, а семь, – сказал Глеб.

– И че?! Мир, на хрен, рухнул, без меня?!

– И это тоже ни чего. И мир, ни хрена, не рухнул. Настя, – он серьезно посмотрел на меня. – Отца закрыли.

– В смысле? – я почти очнулась. – Его какого хрена закрывать?

– Шьют ему последнюю перестрелку, – серьезно сказал Глеб.

– Но, его там не было! Он в тот момент в доме был! – я встала с мата, меня дико мутило и «штормило». – В смысле, он там был, но не «воевал», ни хрена. У Марты мотор прихватило, он с ней в доме был! – возмущенно орала я.

– А менты говорят, что очень даже «воевал». Вешают на него четверых жмуров: его пули, его ствол, ну, и дальше больше.

Дальше было ясно, что дело сфабриковано, но сфабриковано очень умно и хитро. Отца конкретно подставили, что-то им было нужно, но судя по всему, не посадить его, а развести.

– Менты, су. и, совсем охренели! – орала я. – Глеб, какого хрена, меня сразу не дернули? Когда его забрали?

Я, не стесняясь Глеба, сняла мокрый костюм.

– В девять утра, – ответил Глеб. – Туся не смогла разбудить тебя и позвонила мне.

Сняв костюм, я нырнула в ледяной бассейн, через полчаса голова начала «вставать на место», но мне все еще было очень хреново.

– Поехали, – сказала я Глебу. – Сначала к Никите…

* * *

– Здорова, Никита, – сказала я, войдя к нему в кабинет. – Никита, нужен нарколог и косметолог.

Никита удивленно посмотрел на меня.

– Дел много, – пояснила я. – А я выгляжу хреново и чувствую себя крайне дерьмово.

– Понял, – ответил Никита.

Пока нарколог ставил мне капельницы и поил какой-то дрянью, косметолог «колдовал» над моим лицом. Через два часа выглядела и чувствовала себя я вполне нормально.

– Что говорит адвокат? – спросила я Глеба, когда мы вышли из клиники и сели в машину.

– Говорит, есть вариант, пообщаться с прокурором, не особо честный прокурор из край. отдела, – ответил Глеб.

– Был бы честный, отец сейчас был бы дома, – сказала я. – Поехали к нему.

* * *

– Мурена, – сказал мне прокурор, без приветствий и вступлений, он явно, ждал меня. – Твоему Деду, вменяется четыре огнестрела со смертельным, и грозит ему, как ты понимаешь, не мало.

– Но ты же знаешь, что все это фуфло! В этом беспределе, Дед не замазан.