— Или можешь отпустить меня и забыть, что это вообще когда-либо происходило.
— Отпустить тебя? — он покачался на пятках с забавной усмешкой на губах. — Знаешь ли ты, что с тобой произойдет, если я сниму защиту? Думаешь, что осознаешь, что происходит. Ты и понятия не имеешь, во что тебя втянул твой говнюк-отец, — он подошел к тумбочке и поставил стакан с водой. — Ты сумасбродная маленькая девочка, которую поймает кто-то в десятки раз хуже меня, или убьют, при попытке сориентироваться в мире, которого тебе не понять.
Я проглотила горький привкус от его слов, оставшийся у меня во рту. Все, что он говорил, было правдой, и теперь я знаю, почему меня оставляли в покое так долго, после смерти родителей. Тем не менее, не отказывалась от флешки.
— Я не отдам ее тебе, — упрямо повторила.
Списывая это на раненую гордость или слабую нить надежды, не могла сообщить ему местонахождение флешки. Не стала бы.
Он разрушил всю иллюзию личного пространства и встал передо мной, схватившись за обе стороны стула, а волк, нарисованный на тыльной стороне руки, взирал на меня.
Я перевела взгляд на него. Жестокая ухмылка скривила один угол его рта.
— Неужели мы должны идти трудным путем?
Я приподняла бровь, как бы говоря; испытай меня.
Преувеличенно вздохнув, он поднялся в полный рост и потянулся за спину, снимая что-то с пояса.
— Помнишь это? Должна бы. Ты попыталась использовать это на мне только вчера утром.
Неужели это действительно произошло сутки назад? При виде пистолета, в моей груди воцарилось беспокойство. Он был в моем доме с тех пор, как я уехала. Что еще обнаружил?
Ужас двигался как паук по позвоночнику. Я цеплялась за хладнокровный фасад, отказываясь давать ему удовольствие видеть, как напугана. Он опустил пушку чуть ниже, словно я не могла прекрасно разглядеть ее со своего места.
— Осталось еще две пули, — заявил Рэтт, проводя прохладным стволом по выпуклости левой груди. — Было бы досадно использовать одну из них на собственной жене.
— Пошел ты нах*й, — я сорвалась.
— Нах*й меня? Почему с тобой всегда ассоциации с сексом?
Он прищелкнул языком в притворном разочаровании и продолжил водить пистолетом вдоль моей разгоряченной плоти.
— Тебе необязательно это делать, — попробовала новый подход.
— Я не делаю ничего, что не хочу. Ты дважды от меня убежала. Я бы солгал, если бы сказал, что не разочарован твоим регрессом.
Регресс? Я никоим образом не была готова следовать за его намеренно сбивающим с толку диалектом. Почти забыла, каково это.
Он был искусен, когда доходило до того, чтобы основательно трахнуть мне мозг и оставить в полном беспорядке.
— Я не регрессировала, а вернула себе рассудок.
Он изобразил то, что могло быть великолепной улыбкой.
— Почти мило, как ты притворяешься. Больше нет необходимости лгать, принцесса. Мы оба знаем, что ты не в себе. Нам известно, что твоя голова в ужасном состоянии. И знаешь, что еще? Мы оба знаем, что я необходим тебе.
— С чего ты взял, что это притворство?
Он схватил меня за челюсть и надавливал, пока губы не приоткрылись. Протест стал приглушенным, когда твердый металл двинулся между ними, скользя по нёбу, задевая верхние и нижние зубы. Я ощутила вкус ствола на языке.
Не шевелилась и не была уверена, что вообще дышала, оставаясь абсолютно неподвижной, сердце колотилось в груди, готовясь вырваться наружу.
Волосы на затылке встали дыбом. Лицо Рэтта стало сосредоточенным. Он уставился мне в глаза, словно что-то искал. Я оставалась недвижимой в своей позиции, отказываясь признавать легкую дрожь внизу живота и ощущение трепета в груди.
Если бы Рэтт хотел убить меня из-за куска пластика, то вот так и закончилась бы эта история. Я ждала, что он уничтожит меня, нажмет на курок и позволит крови и костям беспрепятственно разлететься.
Мы продолжали пялиться друг на друга, дрожь, которую я ощущала, превращалась во вспышку жара. Затем, не переставая моргать, в один момент, он извлек ствол, как можно осторожнее, тихо смеясь.
— Глупышка, — вздохнул он, убирая пистолет. — Ты так быстро забыла, что я тебе говорил? Со мной ты в полной безопасности.
Он поднял руку, чтобы обхватить меня за щеку, нежно поглаживая подушечкой большого пальца.
В голове перемкнуло, но я все еще была зациклена на мысли о том, что, как считала, наверняка станет моей гибелью. Когда осознала, что он делает, то отстранилась от прикосновения, которое даже сейчас вызвало во мне нежелательную боль, разжигающую огонь желания и стремление к чему-то большему.
От резкого движения стул чуть не опрокинулся назад. Рэтт обхватил обеими руками мои голые бедра, крепко сжимая их, удерживая в вертикальном положении.
— Отвали, проклятый псих!
— Нова, — произнес он, наклоняясь ближе. — Это очень оскорбительно. Я вовсе не близок к тому, чтобы быть психопатом. А с другой стороны, ты... — он поправил свою хватку, раздвинув мои ноги еще шире. — Учитывая, что мне нужно было прибрать тот бардак, что ты оставила. Это крайне лицемерно с твоей стороны.