Противодействие коррупции

Смешение государственной казны с личным карманом оставалось типичным не только в XVIII, но и в XIX в. Сюжет «Ревизора» Н.В. Гоголя основан именно на том, что в николаевской России чиновники почти всех рангов систематически злоупотребляли своим положением и постоянно находились в страхе перед разоблачением. Лишь после Великих реформ 1860-х годов, уровень коррумпированности российского чиновничества начал понижаться, хотя и оставался все же выше «среднеевропейского» уровня.

В Советском Союзе отношение к коррупции было довольно двойственным.

С одной стороны, злоупотребление служебным положением рассматривалось как одно из наиболее тяжелых нарушений, поскольку оно подрывало авторитет советской власти в глазах граждан. С другой – государственные управляющие очень быстро образовали в СССР закрытое государство-класс, противостоящее «простым людям» и неподвластное их контролю.

Поэтому, с одной стороны, в советском законодательстве предусматривались гораздо более жестокие, чем в других странах, наказания взяточников – вплоть до смертной казни. С другой же стороны, представители номенклатуры были фактически неподсудны за злоупотребление служебным положением и не слишком боялись наказаний.

В 70-е годы, коррупция в СССР начала приобретать системный, институциональный характер. Должности, дающие широкий простор для злоупотреблений, стали в некоторых регионах буквально продаваться. Правоохранительные органы уделяли больше внимания борьбе с теневым предпринимательством, чем борьбе с коррупцией.

В крахе советского режима большую роль сыграл именно шок от выявленных в этот период злоупотреблений на самом высоком уровне («дело Рашидова», «дело Чурбанова», «дело Усманходжаева» и некоторые другие).

На рубеже 90-х, радикальные либералы во главе с Ельциным шли к власти под лозунгами борьбы со злоупотреблениями номенклатуры. Однако сами они, оказавшись во власти, заметно превзошли достижения своих предшественников.

Удивленные иностранцы писали, что в новой России большинство государственных служащих, казалось, не догадывались, что личное обогащение на службе является криминалом.

Для подобных оценок имелось немало оснований.

Официальные доходы государственных чиновников оставались довольно скромными, но без их благоволения заниматься бизнесом было практически нереально. Небывалые возможности для злоупотреблений возникли во время проведения приватизации, когда ее организаторы могли буквально «назначать в миллионеры» понравившихся им людей.

Наиболее негативной чертой постсоветской коррупции при режиме Ельцина исследователи считают не столько высокую интенсивность вымогательства, сколько его децентрализованный характер.

Если, например, в Китае или в Индонезии предпринимателю достаточно подкупить нескольких высокопоставленных администраторов, то в России приходилось платить поборы в карман не только им, но и массе «мелких начальников» (типа санитарных, пожарных и налоговых инспекторов).

В начале 2000-х, Президент и Правительство Российской Федерации, начали демонстрировать политическую волю и желание ограничить коррупцию. И как же изменилась она в сравнении с предшествующим периодом?

Это можно понять, обратившись к международным сопоставлениям.

В 2002 году, работники Европейского банка реконструкции и развития (ЕБРР),а также Всемирного банка (ВБ) проинтервьюировали менеджеров нескольких тысяч фирм в двадцати шести посткоммунистических странах, включая Россию.

Этот опрос был продолжением аналогичного, проведенного четырьмя годами ранее.

В ходе обоих респондентам задавали вопросы о различных типах «неофициальных платежей», уплата которых необходима для нормальной деловой деятельности.

Чтобы выяснить частоту неофициальных платежей, респондентам предлагали оценить истинность следующего высказывания: «В моей сфере бизнеса необходимо делать некоторые дополнительные платежи».

Доля выбравших ответы «всегда», «обычно» и «часто» сильно различалась: от 44% в Киргизии и 39% в России до 7% в Словении и 12% в Эстонии. Средний показатель для постсоциалистических стран составлял приблизительно 25%.

Настораживает, что за этот период он вырос в нашем государстве значительнее, чем в большинстве других постсоциалистических стран (на 8,2 процентных пункта).

Таким образом, предпринимательская коррупция в современной России действительно институциональна (систематична) – 2/5 предпринимателей признают неизбежность взяток.

Для измерения величины неофициальных платежей респондентам задавали вопрос: «Какой в среднем процент от ежегодной суммы продаж фирмы, подобные вашим, обычно платят в качестве неофициальных платежей должностным лицам?»

При этом выяснилось, что доля неофициальных платежей от валового дохода типичной фирмы варьировала от 3,7% в Киргизии до 0,3% в Эстонии (средний показатель – 1,5%). Согласно исследованию тяжесть коррупции в России в 1999-2002 годах значительно снизилась (с 3,8 до 1,4%): «брать» стали чаще, но в отношении к доходу предпринимателей – меньше.