Против всех

Просидели полночи, погрузившись в великое молчание. Гирей иногда вскакивал на лапы, не выдерживая напряжения, и раз внезапно тоненько заскулил, проняв Егорку до печенок.

— Что же ты как маленький, — укорил он пса, поглаживая его твердую башку. — Неужто так страшно?

Гирей стыдливо присел, и в то же мгновение из темных зарослей, как из погреба, образовалась громадная, неясная тень, заколыхалась, подступила ближе. Егорка щелкнул кнопкой фонарика. Шагах в десяти от них стоял лохматый исполин, гость из палеолита, с растопыренными лапами и забавно склоненной набок головой. В его позе не было ничего угрожающего, только любопытство. В луче фонарика вспыхнули алые точки его глаз. Егорка поднялся, чувствуя, как чугуном налилась спина. Неведомое чудовище всем своим обликом поразительно, кощунственно походило на человека.

— Кто ты?! — спросил он растерянно, едва слыша собственный голос.

Исполин переступил на шаг, Гирей на спотыкающихся лапах метнулся в сторону, канул во тьму.

Егорка крепко сжимал в ладони удобную рукоять с тонкой полоской стали, понимая, как это нелепо. С таким же успехом он мог принести с собой железный утюг.

Но страха не чувствовал, скорее, глубокое изумление.

— Кто бы ты ни был, — заговорил он окрепшим голосом, — послушай, что скажу. Я не хочу тебя убивать. Я только хочу, чтобы ты ушел. Ты уже человечинки накушался до отвала. Уходи насовсем. Сгинь! Понимаешь меня?

Наверное, медведь понял, что-то хрюкнул в ответ, ничуть не грознее, и придвинулся ближе. Фонарик его раздражал, и он несколько раз отмахнул луч от глаз, как отгоняют слепня.

Егорка сконцентрировался, переводя в правую руку и к глазам энергию «дзена», которую Жакин ласково называл «дурнинкой», хотя это тоже нелепо. Самое лучшее, подумал Егорка, обернуться бы птицей и взлететь в черное небо, но этому, к сожалению, Жакин не успел его обучить. Сейчас медведь не казался уже таким огромным, как в первую минуту (оптический обман?): всего головы на три выше человека, но какой-то необъятно широкий и тяжко вздыхающий, как ожившая гора. Егорка понимал, что если ему повезет, он успеет нанести один удар, второго не будет, и попытался представить, где у чудовища сердце. Скользнул лучом по дымящейся шкуре. Не отдавая отчета в том, что делает, шагнул вперед, чтобы лучше видеть. Крикнул, почти взвизгнул:

— Пошел прочь, косолапый! Мою кровь ты не выпьешь!

Схватка оказалась еще короче, чем он предполагал.

Гирей не подвел, черным шаром выкатился из кустов и с жутким рыком прыгнул, повис на боку медведя. Доля секунды понадобилась зверю, чтобы зацепить пса лапой и сбросить с себя, но этого хватило Егорке. С обреченностью лунатика он подскочил и, светя фонарем, аккуратно вогнал лезвие по самую рукоять в упруго вздрогнувшую тушу. Целил снизу вверх, под третье ребро, а куда попал, разве поймешь.

Выдернуть нож не успел. Медведь завопил человеческим голосом, махнул лапой — и в бедной Егоркиной голове погас свет.

С невероятной скоростью, подобно метеору, промчался Егорка по Млечному Пути, минуя рассыпающиеся нагромождения звезд, и очнулся в сторожке Жакина на своем собственном топчане. Он все сразу вспомнил, но решил, что видит волшебный сон.

Рядом хлопотала Ирина. В свете керосиновой лампы лицо у нее было точно такое, как на иконе Божьей матери, хранившейся у Жакина почему-то в сундуке.

— Скажи, Ира, — обратился к ней Егорка, боясь спугнуть видение. — Вот ты собираешься в Европу, верно? Или в Азию, правильно? И я никак в толк не возьму, тебе, значит, все равно, куда ехать?

Женщина приложила теплый палец к его губам.

— Молчи, ладно? Лежи и молчи. Где у тебя болит?

— Нигде не болит… А ты чего какая-то смурная? Случилось, что ли, чего?

Ответить не успела, Жакин пришел. Егорка ему обрадовался.

— Федор Игнатьевич, могу доложить, что задание ваше выполнил. Шатуна напугал до смерти, воткнул в него пику. Только не пойму, что дальше было. Вроде он меня по уху хряснул. Но как же я сюда добрался?

— Мы тебя с Ириной доставили, голубчика. А то бы замерз в снегу. Ночи нынче холодные.

— Гирейка живой?

— Живой, что ему сделается. Он за нами прибежал… Медведя, брат, ты не напугал, а убил.

— Да ну?.. То-то я гляжу… Сейчас ночь или утро?

— День, милый, день… Четвертый пошел, как ты спишь. Теперь все в порядке.

У них обоих, у Ирины и у Жакина, размягченные, непроявленные лица, словно они смотрели на него издалека через порошу. Егорка попробовал перевернуться на бок, но туловище будто одеревенело.

— Что же все это значит, Федор Игнатьевич?

— Ничего, — сказал Жакин. — Будем дальше жить.

Часть третья

Глава 1