Женщина, неодобрительно поглядев на москвичей, фыркнула и вышла.
– Ну пойдемте пока ко мне, без записи-то мы можем поговорить, – обрадовавшись редкой возможности остаться без присмотра, сказала Поклонская.
– Наташ, а клип-то вы сегодняшний видели? – по дороге поинтересовался Красовский.
– А что-то новое появилось? – испуганно спросила девушка.
– О, жутко смешное, – обрадовалась возможности развлечь строгую публику Собчак. – Где у вас тут есть интернет?
– Да вот в приемной и есть.
– А мы уже завели, – неожиданно улыбаясь сказал красивый качок. В компьютере заиграла знаменитая теперь композиция «Няш-мяш, Крым наш». Секунд через сорок Поклонская заплакала: «Какая гадость».
– Наталья Владимировна, – успокоил ее красивый качок, – финал будет очень хороший. Добрый финал.
– Да? – моментально успокоилась Поклонская. – Ну, досмотрим. В финале обнимались две круглых человечка, украинский и русский. – И вот сейчас, – неожиданно посмотрела Поклонская на портрет Путина, – этот жовто-блакитный пузырь лопнет.
В приемной повисла тишина.
– Ну пойдемте у меня посидим, пока Наталья Федоровна в Москву звонит.
Краем глаза Красовский увидел, что Собчак схватила из корзинки свой телефон и украдкой сделала пару кадров.
В кабинете гостей ждало все то, что встречает посетителя в любом русском начальственном присутствии: безвкусная, купленная с двойным откатом помпезная мебель, полутьма тяжелых пыльных штор и улыбающийся Путин на полках, уставленных книгами, которые не собирался читать не то что покупатель, но и продавец.
– Вы знаете, – юркнула маленькая Поклонская в огромное кожаное кресло с пуговками, – я на самом деле так рада, что могу с вами познакомиться, Ксения. И так жалко, что вы вот свой визит не согласовали. Надо было просто прийти, вот завтра будет официальный прием, а там ко мне подойти. И все было бы по протоколу. А так…
В кабинет тихо вошла надзирательница, ставшая к пенсии пресс-секретарем, и молча отрицательно покачала головой. Поклонская испуганно поглядела на нее, потом на Собчак и тихо сказала:
– Ну без диктофона-то можно поговорить, Наталья Федоровна? Пожалуйста.
Злобно зыркнув на Собчак, женщина вышла за дверь. По выправке было видно, что званием Наталья Федоровна никак не меньше комиссара госбезопасности.
Поклонская продолжала восхищенно рассматривать Ксению Анатольевну. Еще вчера главная знаменитость, встречавшаяся на ее пути, был Николай Гнатюк на концерте в честь Дня милиции, и вот Собчак у нее в кабинете умоляет об интервью. Еще чуть-чуть – и она станет плакать, как и все крымчанки, умоляя об этом. Поклонская не верила, что она не во сне.
– А правда, что про вас говорят, – встрял во встречу звезды и поклонницы Красовский, – будто на вас как-то жестоко напали, потому что вы поддерживали какое-то обвинение.
– Ну не совсем все было так. Я действительно обвиняла преступников из группы «Башмаки».
– Это какие-то жуткие бандиты ваши, – оживился Красовский.
– Ну это очень серьезные люди, – задумчиво ответила Поклонская.
– И не боялись? Такая хрупкая девушка, – начала по традиции располагать к себе Собчак.
– Боялась только за ребенка. И тогда дочь ходила с охраной, и сейчас. Привыкла уже.
– А как вы вообще стали прокурором Крыма? Как так случилось? – Красовский покачнулся на кожаном дорогущем кресле.
– Я работала в Киеве в генпрокуратуре. Но сама отсюда. И вот когда начались все эти события на Майдане, когда в Киеве начали на каждом углу кричать эти бандеровские лозунги, мы сидели в соседнем здании с «Беркутом». И я видела, как их кидают на вооруженную толпу фашистов безо всякого оружия. Они говорили: ну дайте нам автоматы, дайте. А им не дали. И бросили просто как пушечное мясо.
Вот так я и решила вернуться. А потом я сидела на большом совещании в Генпрокуратуре, и выступал такой Мазур, я, знаете… На этих словах дверь в кабинет распахнулась и на пороге нарисовался серьезный, строгий человек в дорогих очках и сером костюме. За его спиной подпрыгивала повышенная до пресс-секретаря замначальника колонии.
– Наталья Владимировна, на два слова, – тоном, не предполагающим возражений, сказал мужчина. По всему было видно, что в этом здании главный человек – он, а совсем не она.
«Ну все, сейчас обвинят в госизмене и грохнут под Джанкоем», – подумал Красовский, вжавшись в катающееся откатное кресло.
– А в чем, собственно, дело? – заверещала Собчак. – Мы просто сидим, разговариваем. Без диктофона. Никакого интервью.
– Значит проверить, чтоб не было никаких файлов, почистить все носители, все телефоны и проводить до периметра, – невежливо распорядился мужчина в сером костюме. Вежливые качки в приемной виновато выстроились вдоль стен.
Так – вместе с невежливым мужчиной в сером – Россия ворвалась в крымские каникулы наших друзей. Вместо улыбок, извинений, девичьего интереса на пороге стояло что-то холодное, невежливое, безответное, сулившее лишь страх и безнадежность.
– Понимаете, – завел потом за угол Собчак с Красовским качок-провожатый, – просто за Натальей Владимировной охотятся, поэтому такая строгость. Вы уж нас извините.