Против ветра, мимо облаков

Викина семья приезжала в Привольное всегда ровно на неделю. Словно отбывали некую повинность, и хотя ничего явного не было, но даже бабушка Люба понимала это, ну а в селе и вовсе ничего не утаишь. Одно счастье — Викино семейство всегда приезжало именно что ровно на неделю, так что можно было просто считать дни, стараясь при этом не попадаться на глаза ее родителям и Никите с Дариной. И когда они, к огромной радости Вики и Алены, грузились в машину, то и бабушка Люба, казалось, тоже радовалась — она не любила невестку, которую обвиняла и в смерти деда Андрея, и в том, что ее сын превратился в чужого человека, вздыхая, что Валерий теперь отрезанный ломоть, ночная кукушка дневную-то завсегда перекукует. А уж двойняшек бабушка и вовсе словно опасалась. Она всю жизнь работала в школе, и для большинства сельчан была первой учительницей, за что ее любили и уважали. Она всегда могла сказать, что получится из того или иного ребенка, а вот что получится из ее внуков-двойняшек, боялась даже думать.

— Испорченные, напрочь испорченные дети. — Бабушка Люба горестно вздыхала, разговаривая с Алениной бабушкой. — Бессердечные, вот что хуже всего. Ничего им не жаль, никого они не любят, ничему не радуются, они и на детей-то не похожи, цены себе не сложат, высокомерные и злые дети.

— Как и Раиса. Какая мать, такие и дети, и Валерий, уж не взыщи, подруга, стал таким же точно. — Аленина бабушка тоже вздыхала в ответ. — Знать бы тогда, что такое выйдет…

— Да кабы знать… Андрей-то хотел как лучше. Одна теперь отрада — Викушка…

Это они имели в виду странную идею Викиного дедушки Андрея отдать единственного сына в спортинтернат — мальчишка любил спорт, хотел стать футболистом, была возможность… А вылилось все в то, что сын стал чужим человеком с непонятными стремлениями и жизнью, в которой не было места ничему, что не связано со спортом.

— Андрей-то, царствие ему небесное, думал, что мальчишка тут будет свой талант губить, если ему по душе мяч гонять, и способности есть… У самого Андрея не получилось это, куда там, старший сын у матери-вдовы, оставшейся с ребятами, вот он и ухватился за представившуюся возможность хоть сыну своему дорогу пробить. И поначалу-то оно и ладно было, иные в тринадцать лет за сараями табак да самогон распробовали уже, а наш в спортшколе, у известного тренера. А потом вырос и женился на Раисе. Ведь знала я, что недобрая она душа, да разве могла помешать? А теперь ни сына у меня на старости лет, ни отрады никакой, окромя Викушки, Валерий считай что чужой теперь.

— Да пусть бы гонял свой мяч до посинения, Люба. А от матери и от Вики не отказывался, а он как отрезал — то, значит, дети, а это чурка осиновая. Девчонка хворая с детства, в чем ее вина? И ты тоже… Родила сына, растила, а он…

— Все, Галка, закрыли тему. — Бабушка понимала, что подруга права, но кому было легче от такой правоты? — Он как побудет здесь, так душой-то немного и отойдет под конец, снова становится похож на моего прежнего мальчика, он ведь добрый всегда был у меня… Беда только, что недолго он тут бывает, и всегда с Раисой, а там уж как уедет, то Раиса его снова обработает как ей надо.

— Свою голову на плечах иметь надо, виданное ли дело — позволить бабе собой вертеть.

Вика мечтала остаться с бабушкой, ходить вместе с Аленой в школу и всякий раз, когда наступал август, становилась мрачной, а вечерами, слушая сверчков, тоскливо вздыхала — возвращаться в город ей не хотелось. Она была там чужая, подолгу оставалась одна — когда родители и брат с сестрой уезжали «на сборы», оставляя ей деньги «на жизнь». Редкие звонки от родителей, а звонили они всегда по очереди, словно график дежурства соблюдали, не спасали положения. Но хуже было, когда они все возвращались, переполненные впечатлениями, постоянно обсуждая спортивные новости, они не замечали ее присутствия, и это было лучшее, что они могли сделать.

Вика не понимала, почему родители не позволяют ей жить с бабушкой, иногда она говорила Алене, что мать специально не позволяет этого, чтобы причинить боль и ей, и бабушке. И Алена с ней соглашалась — она и сама старалась держаться подальше от молодой тонкой женщины с горделивым профилем и огромными светлыми глазами, какими-то бесцветными, Раиса никогда не улыбалась и всегда казалась холодной и отстраненной.

Алена вошла в дом и принялась складывать стирку. Муж и старший сын управлялись сейчас в кафе сами — наплыв клиентов был, как правило, ближе к вечеру, и в обед Алена может заняться хозяйством, потому что родители уже немолоды, да и возни с огородом и скотиной им хватает.