Против течения

Возвращаясь в машине в Галивер, она вспоминала весь разговор, еще более пораженная сейчас, когда у нее была возможность все обдумать, чем во время разговора. Многие вещи стали понятными, разговор этот объяснил Энн так много, что она была слегка испугана. Внезапно ей показалось, что она слышит довольный смех отца и его шутливый вопрос:

— Разве я не говорил тебе, что все люди всего лишь люди, в какую бы шкуру ни рядились?

18

Уложив близнецов и пожелав им доброй ночи, Энн спустилась вниз. Парадная дверь была открыта в теплые летние сумерки, в озере отражалось темнеющее небо с первыми робкими звездочками. Из гостиной слышались голоса, но ее влекло полное молчание и покой в природе. Она подошла к двери и ощутила прохладу ночного бриза после жаркого дня. Ветер развевал нежный шифон ее платья, как будто хотел подхватить и унести из этого мира в таинственную неизвестность. Она ощущала в себе какую-то неудовлетворенность, словно чего-то ожидала, но чего, не знала сама. Может быть, это было просто предгрозовое состояние природы, а может, что-то личное, касающееся только ее жизни.

«Я становлюсь чувствительной», — подумала Энн, но все же не смогла двинуться и только тесней прижалась к серым камням.

Она вспоминала о волнующих событиях последних недель, думала о свекрови: враги стали друзьями. И Вивьен не выходила у нее из головы — она недавно поговорила с ней по телефону. В Лондоне Вивьен «охотилась на чердаки», как сказала она со смехом, но при этом в ее голосе слышались гордость и волнение. Энн знала, что какой бы бедной ни была квартира, в которой они с Доусоном будут жить, Вивьен сделает ее теплым домом, потому что любит и любима. «Какие они счастливые!» Энн невольно вздохнула. В ее столе лежали два письма — одно от Доусона, другое от Вивьен. Они написали ей, чтобы поблагодарить и сказать, что своим будущим счастьем они обязаны ей и что никогда этого не забудут. Энн чувствовала себя счастливой, читая эти письма, она знала, что написаны они от души и с любовью.

Как много произошло за последние дни!

Но Энн не могла не думать, что ее собственная жизнь осталась прежней: она и Джон все еще были чужими, просто знакомыми, которые при встрече вежливы и предупредительны, но лучше друг друга так и не узнали.

После откровений леди Мелтон Энн старалась увидеть Джона в новом свете, но это было трудно. Одно дело представлять себе одинокого маленького мальчика, лишенного любви и привязанности и взамен в качестве утешения имеющего лишь великое историческое здание и славное имя. И Энн по-матерински тосковала по этому малышу, страстно хотела взять его на руки и увидеть свет любви на его лице и ощутить тепло его губ на своих щеках.

Но стоило вспомнить, что этот мальчик стал серьезным замкнутым Джоном, которого она так непостижимо боялась, — и это было уже совсем другое дело. Не было никакой пользы уговаривать себя — она боялась его. Энн знала это по внутренней дрожи, которую ощущала, как только он входил в комнату. Она знала это по напряжению всего тела, по биению пульса даже при воспоминании о том странном и таинственном визите в ее спальню, когда он думал, что она спит.

Ей было любопытно, приходил ли он еще. И часто по ночам она лежала, глядя в темноту, ожидая услышать щелчок открываемой двери. Но если он и приходил, она его больше не видела, и по утрам никто ее не тревожил.

«Чего я жду?» — спросила себя Энн и прогнала этот вопрос: он неизбежно вызывал в ее памяти лицо Вивьен, воодушевленное, трепетное, озаренное светом, который дает только любовь.

Темнело. Деревья в парке сливались с глубокими тенями. Озеро под мрачным небом приобрело цвет расплавленного серебра. Энн повернулась, чтобы войти в дом, и в этот момент дверь гостиной открылась. Чарлз вышел в холл.

— Энн! — воскликнул он. — Я думал, куда вы делись. Я иду искать вас.

— Я вам нужна? — спросила Энн.

— Вы мне всегда нужны, — ответил Чарлз, — но особенно сейчас.

Энн улыбнулась:

— Ну вот я и здесь.

— Вижу. — Он посмотрел на нее оценивающе, оглядев от прелестной головки до красных носков атласных туфель, выглядывающих из-под полы платья. — Полагаю, вы сочли бы за банальность, если бы я сказал, что вы выглядите очень мило.

— О, не бойтесь, что говорите это чересчур часто, — парировала Энн. — Каким бы странным это ни казалось, мне нравится слышать похвалы в свой адрес.

— То есть я должен это понять так, что вы не слышите похвал достаточно часто? — спросил Чарлз. — Дорогая моя, не станьте самонадеянной. Одно из ваших наиболее чарующих качеств — отсутствие самоуверенности.

Он говорил так серьезно, что Энн засмеялась.

— Не думаю, что вы должны беспокоиться, — сказала она. — Вы и Энтони — единственные мужчины в доме, удостаивающие меня комплиментами. Они редки, тем более высоко я их ценю.

— Вы получите столько комплиментов, сколько пожелаете, когда Джон увезет вас в Лондон, — сказал Чарлз. — А когда огромный успех в обществе вскружит вам голову, вы, оглядываясь назад, будете смеяться, вспоминая мои жалкие потуги.

— Откуда такая скромность? — поддразнила Энн.