Утром после венчания они поехали из Литтл Копл в Лондон поездом. Это была утомительная и шумная поездка. Майра и близнецы болтали без умолку. И только спустя какое-то время Энн обратила внимание, что Джон почти не участвует в разговоре. Сама же она немного расслабилась: ее семья была с ней. Но в церкви она была очень скованна.
Этим утром она проснулась с навалившимся на нее тяжелым чувством страха. Когда она открыла глаза, страх уже ждал ее, как зверь, готовый к прыжку. И Энн вспомнила: сегодня день ее свадьбы. Она вскочила с постели, раздвинула шторы, распахнула окно и глубоко вдохнула свежий утренний воздух. Ей казалось, что она задыхается. Как будто огромная рука легла ей на плечи и ведет ее… в неволю.
На туалетном столике лежали три розовые кожаные коробочки. Энн смотрела на них и старалась разобраться в своих чувствах. Сапфиры были очень красивы, и девушку, все драгоценности которой состояли из простой золотой броши и браслета, принадлежавших ее матери, их великолепие просто ошеломляло.
Жена Джона, конечно, должна носить драгоценности, этого требует его репутация, и она должна ее поддерживать. И все-таки ей очень хотелось, чтобы он еще немного подождал с этим.
Все время, с первого дня знакомства, он хотел ей дарить какие-то вещи, и всегда, вплоть до вчерашнего вечера, Энн отказывалась от его подарков. Но справедливо ли это по отношению к Джону? Ведь если бы он не дал ей обручального кольца, его, несомненно, можно было бы осудить. Но ее пугал выбор драгоценностей. Они казались ей цепями, цепями, которые она вынуждена принять, поскольку связана с ним договором.
Было еще очень рано, и, одевшись, Энн пошла на кухню, чтобы приготовить завтрак, как делала это тысячи раз прежде. Все было готово, когда, зевая, появилась Майра. Свежая, чистая, юная, с волосами, свободно заброшенными на спину, она была похожа на весну.
— Не могу понять, почему вы с Джоном решили жениться так рано, — ворчала она. — Лучше бы это произошло после ленча. У нас было бы время для наведения красоты.
— У нас масса времени, чтобы сделать все необходимое, — улыбнулась Энн. — Нам ведь не придется выбирать из бесчисленного количества платьев.
— Я себе куплю несколько новых вещей в тот же миг, как окажусь в Лондоне. Джон сказал, что разрешает. Он уже дал мне деньги.
Майра говорила небрежно, но Энн интуитивно поняла, что эта информация утаивалась от нее до последнего момента, чтобы попусту не волновать ее. Энн внезапно ощутила приступ гнева. Почему Джон не посоветовался с ней по поводу платьев Майры? Это ее дело — решать, сколько потратить и на что. Потом Энн вспомнила, что Майра пробудет в Лондоне без нее дня три или четыре: ведь она сама поедет с Джоном в Галивер. Она ничего не ответила, и ее молчание, казалось, озадачило Майру — было видно, что она приготовилась к возражениям.
— Я буду тратить деньги экономно, не волнуйся, — сказала она. — Но, Энн, разве он не чудо? Я считаю, ты самый счастливый человек в мире.
— Он очень добр. — Энн уловила в своих интонациях оттенок чопорности и быстро добавила: — Надеюсь, ты его поблагодарила?
— А как же! — ответила Майра. — Я его крепко обняла и сказала: «Если уж вы не стали моим мужем, то лучшее, что может быть после этого, — стать братом». Кажется, он был доволен.
Энн вспомнила, как сама она приняла вчерашний подарок, и устыдилась. Да, Майра поблагодарила его очень мило, но подобные слова так и не сошли с ее собственных уст, и она опять почувствовала себя скованной и неуклюжей.
После завтрака Энн поднялась к себе, чтобы переодеться. Она натянула голубое платье и, глянув в зеркало, удивилась, как она ухитрилась выглядеть такой скучной и безжизненной.
— Ты, должно быть, собралась к зубному врачу, — сердито сказала Энн своему отражению.
Лицо, которое смотрело на нее из зеркала, было напряженным и мрачным.
— Почему он выбрал меня, не могу понять! — вслух сказала она, потом быстро закрепила кулон на шее и вдела в мочки ушей серьги. На кровати лежала голубая тюлевая шляпа и лента, их вчера приготовила для нее Майра. Энн надела ее и завершила туалет. Она взяла свой букет — белый с малиновым, экзотический и очень красивый. Орхидеи казались девушке символом той жизни, в которую она вступала и с которой не имела ничего общего. Но она и не ожидала, что подарки Джона изменят ее.
Майра, войдя в комнату, восхищенно воскликнула:
— Энн, милая, какая ты красивая!
И только тогда Энн забыла об убогости своего платья. Орхидеи и украшения придали ее облику утонченность, хотя в себе она этого не ощущала, и смягчили выражение ее лица. Теперь из зеркала на Энн смотрела другая девушка — с влажно блестящими глазами, яркая и трепетная. Невеста перед встречей с женихом.
— Все это сон! — прошептала она себе еле слышно.
Они шли в маленькую церковь через поле, и ноги несли Энн помимо ее воли. Джон предлагал прислать за ними машину, но из их сада до церкви была проложена тропинка, и Энн, которой не хотелось показываться на людных улицах, решила пройти пешком вместе с детьми по этой привычной дорожке.