Против течения

…Примерно в это же время, то есть где-то в 1993–1994 гг., я погрузился в омут преследовавших меня жизненных испытаний и вынырнул только в 1996 году, обретя статус семейного человека. Именно с этого момента я стал обращаться к Юре на «ты». У него тоже произошли кое-какие изменения — он активно ездил по стране с «чижами», а встречаться мы продолжали, и даже чаще, чем прежде.

Благодаря Юре я узнал много незаслуженно забытых имен в русской литературе, а также немало кинематографических шедевров, о которых знал лишь понаслышке. Вообще я не переставал удивляться тому, насколько тонко и грамотно он мог разбираться буквально во всем — от марок вин до китайской поэзии, от любительской видеосъемки до устройства немецкого самолета времен Второй мировой. По-прежнему как-то по-особому воздействовала на меня его такая сдержанная, ненавязчивая манера в разговоре, располагающая к доверию на уровне интима. Так, постепенно я превратился из слушателя в собеседника, и должен отметить — в случае с Морозовым это было непросто.

Человек, который за долгие годы выработал в себе привычку с раннего утра и до позднего вечера заниматься перфекционизмом — сложная личность. Чтобы выйти с ним на одну орбиту, дышать в унисон или идти в ногу, требуются такие же, почти ежедневные усилия над собой. Он был до крайности требователен к себе и не прощал слабостей в своем окружении тому, кто из этого круга делал шаг вперед на сближение. Например, он терпеть не мог, когда кто-то опаздывал на встречу. Две минуты — вот тот максимум времени, который он ждал, а опоздавший выслушивал целую отповедь. Или взять любого курящего — таковой просто не мог в присутствии Морозова даже заикнуться о своем пагубном пристрастии. Выбор был прост: или не кури, или не общайся вовсе. Если же ты брался за какое-либо дело по его просьбе и не выполнял, или выполнял, но не так, как было задумано, то многозначительное молчание Морозова становилось хуже всякой пытки: он ценил лишь людей слова, что по нынешним временам является редкостью; а систематическое словоблудие, наоборот, быстро понижало значимость субъекта.

Вероятно, с подобными проявлениями характера сталкивались в основном те, кто очень желал перейти заветную черту в общении, хотя, безусловно, влияние и воздействие авторитарной личности Юрия Морозова в той или иной мере испытывали на себе абсолютно все — от близких до коллег-музыкантов и коллег по работе.

В 1997 году Юрий неожиданно обращается ко мне с просьбой поучаствовать в создании оформлений к его дискографии, которую он начал ремастировать, используя новые средства звукозаписи. Основной идеей этого, несомненно, важнейшего его проекта в последнее десятилетие жизни являлось желание, во-первых, упорядочить хронологически саму дискографию в соответствии с форматом компакт-диска, а во-вторых — тщательно восстановить звучание на магнитоальбомах периода 1968–1984 гг. Ведь все оригиналы хранились у него только на бобинах, и приходилось их спасать.

Так, с использованием технологии DAT Морозов начинает восстанавливать свое творческое наследие. Работа эта заняла у него целых восемь лет. Он, конечно, по-своему располагал материал, входящий на компакт-диски, поэтому иногда состав песен отличался от того, что привыкли слушать на катушках, разошедшихся 15–20 лет назад по всему Союзу. Однако это были те самые магнитоальбомы как исходный продукт в задумке автора. Поэтому новая дискография получила название «авторской». Начал Юрий с наиболее популярных альбомов «In Rock», «Свадьба кретинов», «Женщина 22», «Странник голубой звезды», а закончил в 2005 году последним диском за номером 46 — «Наброски».

Тогда, в 97-м, почти ни у кого дома не было ни сканеров, ни принтеров, да и сами компьютеры едва становились доступными по цене. У моей жены все это имелось на работе, и первые оформления создавала именно она. Поначалу ни мне, ни ей не хватало опыта, и часто она засиживалась на работе допоздна, пытаясь добиться нужного результата. Именно у нее я научился всем этим премудростям: разрешению точек на дюйм, форматированию текста в издательских программах, цветоделению и прочему.

Невозможно переоценить объем работы, проделанной ею в те годы. Низкий ей поклон за столь титанический труд. Зато как мы все радовались, когда держали в руках первые обложки! Увлекательным делом оказалось и погружение в архивы Юрия: фотографии, слайды, акварельные рисунки завладели моим вниманием. Позже, когда компьютер появился у нас дома, я довольно скоро овладел процессом создания макетов, и дело пошло быстрее. За эти годы несколько раз менялся внешний вид как всей коллекции, так и отдельных альбомов. Окончательный облик авторская ремастированная дискография приобрела пару лет назад, когда у меня возникла идея создать нечто вроде собрания сочинений со сплошной нумерацией на торцах и накатах. А главной изюминкой считаю присвоение каждому диску своей буквы, в результате чего получается фраза «ЮРИЙ МОРОЗОВ АВТОРСКАЯ РЕМАСТИРОВАННАЯ ДИСКОГРАФИЯ» — ровно 46 букв по количеству CD.