Правительство поспешило замять все эти разговоры. Министр внутренних дел заявил решительным тоном: «Этих девушек тяжело распознавать из-за волосяного покрова. Нам необходимо иметь возможность установить их личность, если произойдет несчастный случай. Мы делаем все это ради их блага». Савини и Лига Света восторженно встретили это нововведение, но с сожалением отозвались о том, что Темным все еще позволено свободно перемещаться в общественных местах.
Выходя из дома, я, как и остальные девушки, прикрепляла карточку к одежде. Папа был вне себя. В любом случае я больше не могла ничего скрывать. Спустя несколько дней после осмотра в спортзале на моих щеках появилась светлая шерсть. Я приняла это как данность. И наконец шерсть больше не казалась мне уродливой. Это было естественно. Как будто в треснутом зеркале в ванной действительно отражалась я. Меня пугало только одно: Том скоро должен был вернуться со стажировки. Что он обо мне подумает? Захочется ли ему снова обнимать и целовать меня? Папу мой новый внешний вид довольно сильно выбил из колеи. Иногда он подпрыгивал, когда я входила в комнату. Словно перед ним была незнакомка. Он выдавливал из себя улыбку, но я прекрасно видела, что он в ужасе от того, что со мной происходит. Сати, напротив, забавлялся тем, что гладил мою шерсть пальцами. Он все повторял:
– Луижа, ты мягкая.
В его взгляде не было ни страха, ни отвращения, даже наоборот, и его ласка придавала мне сил, чтобы ходить в школу без пропусков.
Каждый день на улицах города появлялись новые граффити. «Проваливайте, твари!» «Зверям место в клетке!» Лига пользовалась все большей поддержкой.
В свете миграционного кризиса все становилось только хуже.
Тогда как раз организовали первые лагеря. Они были предназначены для Кошек из других стран, которые сбежали, потому что на родине их преследовали. Многие из них пустились в путь в надежде попасть в менее авторитарные государства. Пытаясь справиться с наплывом беженок, правительство усилило контроль на границах и приказало разбить лагеря. Министр здравоохранения уверяла, что это карантинные лагеря, что с мигрантками обращаются наилучшим образом, что они в безопасности и получат необходимое лечение, как только будет создано лекарство.
На кадрах, которые крутили по телевизору, Кошки теснились в белых пластиковых палатках. У них был печальный, покорный вид. Но никто не возмущался, казалось, что все считают происходящее нормальным.
СМИ всегда одобряли то, каким образом правительство высказывается о ситуации. Савини в белом костюме и с красивой улыбкой на лице тоже прекрасно жонглировал словами. И он, и правительство умели так все преподнести, что то, что казалось неприемлемым, вдруг становилось совершенно логичным и естественным. Они использовали слова, словно волшебную палочку, с помощью которой фокусник, обманывающий публику, одномоментно меняет цвет роз в букете.
«Защитные меры» были просто-напросто постоянной слежкой, беженки становились «мигрантками», а «карантинные лагеря» ничем не отличались от тюрем под открытым небом.
Несмотря на красивые речи, льющиеся с экранов, люди на улицах смотрели настороженно. Меня много раз оскорбляли. Это делали просто прохожие, которые как ни в чем не бывало изрыгали на меня свою ненависть: «Темная!», «Тварь!», «Дикарка!», «Грязное животное!», «Драная кошка!». Молодые и старые. Мужчины и женщины. Самые обычные люди. Вот такой ежедневный расизм.
Я взяла за правило ходить быстрым шагом, спрятав лицо под капюшоном черной накидки. Я старалась не поднимать глаза и даже чувствовала некоторое облегчение, когда видела, что у школьных ворот снова собралась орущая толпа. Там люди хотя бы открыто выражали свою ненависть, ничего не скрывая.
На уроках Кошки садились все вместе в конце класса.
Никто нас к этому не принуждал, просто так повелось.
Богатство, религия, цвет кожи – все эти признаки, которые раньше могли разделить нас на группы, перестали иметь значение, когда у нас появилась шерсть. Теперь, когда мы с девушками собирались все вместе, мы ощущали себя в большей безопасности.
Некоторые девушки перестали приходить в школу. Думаю, они предпочитали остаться взаперти, чем выносить полные отвращения взгляды и насмешки одноклассников.