Правда, он адресовал Бодлеру письмо по поводу «Цветов зла», воспроизведенное в «Беседах по понедельникам», в котором, несомненно желая приглушить возможный резонанс своих похвал, подчеркнул, что оно написано с целью помочь защите. Начинает он с благодарности Бодлеру за надпись на книге, не отваживаясь на похвалу, пишет, что прочитанные им ранее по отдельности стихотворения, собранные вместе, производят «совсем иной эффект» и что, очевидно, как ему ни грустно и ни прискорбно, Бодлеру это известно. В таком духе Сент-Бёв исписывает целую страницу, ни единым эпитетом не выказывая одобрения книге. Мы лишь узнаём, что Бодлер очень любит Сент-Бёва, а Сент-Бёву известна душевность Бодлера. К середине второй страницы он, наконец, расходится: появляется первая оценка (и это в письме признательности, адресованном тому, кто относился к нему с такой нежностью и пиететом!): «Делая это затейливо [вот первая оценка, могущая быть воспринятой и как положительная, и как отрицательная], утонченно, с каким-то особым даром [первая похвала, если она таковой является; впрочем, капризничать не приходится – она будет едва ли не последней] и чуть ли не с бесценным самозабвением в выражении, там, где автор нижет жемчуг [подчеркнуто Сент-Бёвом] или петраркизирует на ужасном…» – и далее отеческое: «Должно быть, вы много страдали, мой дорогой мальчик». Вслед за рядом критических замечаний он отвешивает полновесные комплименты, но лишь по поводу двух стихотворений: сонета «Печали луны», «кажущегося творением кого-то из старших современников юного Шекспира», и «Той, что слишком весела», о котором сказано: «Почему это написано не на латыни или, лучше, греческом?» Забыл, чуть выше Сент-Бёв упоминает об «изяществе исполнения». Будучи любителем развернутых метафор, он заканчивает письмо следующим образом: «Еще раз напоминаю, речь не об этом, и не в комплиментах дело; мне, скорее, хочется браниться». (Уместно ли говорить комплименты тому, кто тебе дорог и только что прислал «Цветы зла», если ты всю жизнь расточал их бездарностям!) Переписать конец.
Но это не всё: узнав, что письмо собираются опубликовать, Сент-Бёв требует его обратно, вероятно, чтобы убедиться, не содержит ли оно слишком много похвал (впрочем, это лишь мое предположение). Как бы то ни было, поместив его в «Беседах по понедельникам», он счел нужным предварить его и – скажу без обиняков – еще больше ослабить небольшой преамбулой, где говорится, что оно было написано «с целью помочь защите». И хотя на сей раз он больше не обращается к поэту как к «своему другу» и, казалось бы, мог бы подумать и о похвалах, раз нет необходимости бранить, вот что написано в этой преамбуле по поводу «Цветов зла»: «Поэт Бодлер… годы положил на то, чтобы извлечь из любой темы и любого цветка [то есть на сочинение „Цветов зла“] ядовитый, но, надо признать, не лишенный известной приятности сок. Впрочем [всё то же!], это человек умный, весьма обходительный [Бодлер и впрямь писал ему: „Мне так же необходимо видеть вас, как Антею касаться земли“] и способный на большую привязанность. [И это всё, что можно сказать об авторе „Цветов зла“? Точно так же Сент-Бёв поведал нам, что Стендаль был скромен, а Флобер добрый малый.] Опубликовав этот сборник, озаглавленный „Цветы зла“ [„Знаю, вы сочиняете стихи, а вам никогда не хотелось составить небольшой сборник?“ – спрашивал один завсегдатай светских салонов у г-жи де Ноай [73]], он предстал не только перед критикой, в дело вмешалось Правосудие, словно „в этих завуалированных изящными рифмами злых выпадах и впрямь таилась опасность…“» Далее следуют строки, написанные (по крайней мере, таково мое впечатление) словно для того, чтобы оправдать содержащиеся в письме похвалы необходимостью оказать услугу обвиняемому. Заметим мимоходом, что «завуалированные злые выпады» не очень-то согласуются с «Должно быть, вы много страдали, мой дорогой мальчик». Когда имеешь дело с Сент-Бёвом, так и подмывает воскликнуть: «Экая бестия!» или «Ну и каналья!».