Против «псов-рыцарей»

– Берег? Наконец-то! Где там эти крестоносцы? – Она рукава не закатывала, но впечатление было именно такое: сейчас пришвартуемся, и Лушка набьет морды всем противникам Руси сразу или по очереди, это смотря как под руку попадутся.

– Луш, ты хоть на причал сойди сначала.

– А крестоносцев в Висбю, Луша, нет. Морской ледунг собирается в Сигтуне.

Лушка вытаращила на Вятича глаза так, словно тот завез ее в Мухосранск, обещав тур в Париж.

– А чего мы тогда здесь делаем?!

– Найдем судно, которое поплывет в Сигтуну.

– Не проще заплатить этому, чтобы сразу туда и завез?

– Не проще. Наше появление в Сигтуне на новгородской ладье и без повода привлечет ненужное внимание.

Сестрица только фыркнула, что я поняла как сомнение, что внимание может быть ненужным. И вдруг Лушку осенило:

– Насть, а крестоносцы татарский знают?

– Нет, конечно, откуда?

– Тогда я буду ругать их по-татарски, как делала в Козельске.

Я уже поняла, о чем она, я тогда неосторожно ляпнула: «С первым апреля, товарищи! Чтоб вы сдохли!» и про первое апреля сказала, что это пожелание сдохнуть, только по-монгольски. Лушка поверила и запомнила. Немного посоображав, я все же решила, что про первое апреля вряд ли кто поймет, пусть ругается.

Еремей посетовал:

– Пристать бы к мысу Святого Олафа, сходить к купели, да боюсь, тогда на пристань вовремя не успеем, припозднились мы чуть.

Как и следовало ожидать, любопытная Лушка тут же сунула свой нос:

– А что за купель?

– Когда Святой Олаф плыл из Норвегии в Новгород, остановился на Готланде, он всегда здесь останавливался.

– Почему?

– Тут словно перепутье морских дорог. Так вот, когда он тут остановился, то решил крестить и готландцев. Сам ходил по острову и рассказывал гутам…

– Кому?

– Гуты – это жители Готланда. Рассказывал им о христианской вере. А потом они все крестились в маленьком озерке вон там… Его теперь зовут купелью Святого Олафа.

– Это где храм стоит?

– Да, сначала деревянная часовня, говорят, была, а после и каменный храм поставили.

– А чего он в Новгороде делал?

Я не успела остановить Лушку, та все же задала дурацкий для новгородца Еремея вопрос. Тот удивился:

– Не новгородская, что ли?

– Нет.

– А… Олаф Святой русскими князьями воспитан. Сначала его отец, тоже Олаф, а потом и сын. Их Владимир Красно Солнышко и Ярослав Владимирович воспитывали.

Теперь едва не задала дурацкий вопрос я. Вернее, чуть не уточнила: «Мудрый?», но вовремя сообразила, что это прозвище князь Ярослав получил позже. Так же, как князь Александр позже будет Невским. Опасно, однако, слишком много знать. Каково же Вятичу, когда он знает в тысячи раз больше меня?

Лушка уже забыла об Олафах, воспитанниках русских князей, она то и дело тыкала пальцем в прибрежные скалы, а потом и появившиеся вдали купола церквей:

– А это что? А это как называется?

Еремей терпеливо объяснял.

Мне показалось, что мы обходим остров с севера, во всяком случае, правили явно туда.

– А мы что, приставать не будем?

Честно говоря, морская болтанка изрядно надоела и мне тоже, очень хотелось бы почувствовать под ногами не ходившую ходуном палубу небольшой ладьи, а нормальную землю.

Лушка поддержала:

– На травку хочу.

Еремей кивнул:

– Скоро будет. Висбю с другой стороны, обогнем остров и пристанем. А это остров Форе.

Действительно, как я могла забыть, Висбю же на северо-западе, а мы плывем с востока.

И вот они башни города и шпили соборов. Не может быть, крепость все та же?! И стена крепостная тоже. Я смотрела на город, как на старого знакомого.

Ряды стоящих почти вплотную самых разных плавсредств от больших ладей до рыбацких лодочек, крепостные стены города… Все так и не так одновременно.

– Да тут места нет!

Но Еремей командовал уверенно, видно, точно знал, что место у причалов Висбю найдется всем. Нашлось, не просто приткнулись, а вполне комфортно пришвартовались, причем, если я верно поняла, вообще среди своих, новгородских. Так и оказалось, с нескольких ладей Еремею приветственно помахали.

Да, из нас с Лушкой морские волки получились никудышные, сойдя на причал, чуть не попа€дали и первые шаги делали явно нелепо, словно боясь, что палуба снова поплывет из-под ног. Но я хоть от морской болезни во время плавания не страдала, а бедолага Лушка вообще извелась.

Зато Анея как огурчик, вела себя так, словно всю жизнь бороздила морские просторы. Я украдкой вздохнула: да, нам до тетки далеко.

В городе Еремей уверенно повел нас на Новгородскую улицу. В своей нормальной жизни я на ней была – улочка метров 50, не больше. Она оказалась небольшой, но уж не такой крохотной. Конечно, в городе очень многое поменялось, сообразить где и что оказалось слишком сложно, немного поломав голову, я мысленно махнула рукой: какая разница, едва ли я буду когда-нибудь рассказывать, как все выглядело в тринадцатом веке. Все равно не поверят, да и рассказать не получится.