Против неба на земле

...назовем деву Матильдой‚ неотразимой Цецилией‚ привезем из Канады‚ нет‚ лучше из Рио‚ умыкнув с очередного карнавала‚ долгоногую‚ самбой распаленную‚ без видимых на теле покровов. Отец у нее еврей‚ мама – мулатка: приодеть в пристойное платье до пола‚ подобрать парик‚ провести через гиюр‚ поменять имя на Фейгу‚ выдать замуж за строгого хасида в черных одеяниях‚ поселить в Бней-Браке‚ наделить многоплодием... – но глаза выдадут‚ глаза не упрячешь‚ пусть лучше протанцует самбу от Хайфы до Эйлата‚ продлив до старости тот карнавал‚ мимоходом выходя замуж‚ рожая детей‚ выкармливая пиццей и макаронами‚ облачая в подаренные наряды, меняя между делом вздыхателей‚ словно хранятся они в шкафу‚ обвисли рядком на плечиках‚ чтобы примерить перед выходом из дома‚ опахнуть дерзкими ароматами, – но вздыхателям‚ и ей тоже‚ не сбежать от буйного темперамента...

– Это уже получше.

Досада – ее укрытие…

– Я всё о тебе знаю, неблагодарный. Всё!

– Ну уж… Всё о себе и мне неизвестно.

Они сидят на балконе и смотрят друг на друга: вот женщина‚ из-за которой задерживаются закаты. Мир утихает в ожидании‚ готовясь к вечернему сеансу‚ даже неумолчный рокот с далекого шоссе. Багрянец по кромке небес – не насытиться взором‚ и самолет проскальзывает в синеющей чистоте над здешней сутолокой‚ поблескивая подсвеченными крыльями‚ подмаргивая Шпильману сигналами опознавания.

– Господи! Одним ничего‚ а другим самолет в небе... Конечно‚ в такой квартире можно любить эту жизнь.

Шпильман привык к вечным ее наскокам: лишь болезненная гордость чувствительна на уколы.

– Самолет входит в стоимость квартиры‚ – говорит он. – Это оговорено в договоре при покупке. Каждым вечером‚ для завершения дня.

Самолет входит в стоимость квартиры. И окрестности‚ которые не присвоить глазом. Прозрачность глубин в горах‚ чувствами обогретая растительность на склонах‚ поверху накинутая взвесь печали – горечью неминуемого расставания. Кому оно перейдет по наследству? Кто убережет-озаботится? Для кого жизнь сделается пригожей‚ без непременных бедствий‚ и войдет наконец в стоимость квартиры?..

Блекнет багряное великолепие. Балкон открыт всем ветрам. Двери ветрам открыты. Окна.

– Вот человек‚ которого всё устраивает‚ – говорит женщина‚ на что-то еще надеясь. – Дни проводящий в затыкании ушей. Обожравшийся оптимист‚ которого ничем не проймешь.

Но это не так.

6

Ежик старел. Силы заметно убывали. Иголки на спине седели, выпадая от прикосновений‚ ломкие и неколкие для врага. Ныли лапки‚ ныло его нутро‚ не желая сворачиваться в клубок, задремывали желания‚ затухал аппетит‚ замирали жизненные потребности‚ пробуждаясь вразнобой, без необходимого на то согласия. Ежик зарывался в палую листву и размышлял в оцепенении‚ кто же им позавтракает напоследок. Лисы. Шакалы. Бездомные собаки. Или расклюют поганые вороны. Шпильман подобрал его на тротуаре‚ забредшего невесть откуда‚ сослепу затерявшегося в толчее обуви‚ и принес домой‚ чтобы принял смерть от старости. Достойную смерть в достойных условиях.

– Вместе‚ – сказал‚ – продержимся...

Синь густеет понизу. Глохнет – тускнеет – черепица на крышах. Голоса слышнее издалека‚ лай собак к ночи. Солнце укатывается в горные долины‚ чтобы окунуться в море в вечернем купании и явить себя поутру в чистоте намерений. Глазу раскрываются невозможные дали: пустоты пустот или глубины глубин? Неслышно опадают росные капли‚ смачивая перила на балконе‚ стол со стульями‚ серебрят кудри на голове у Шпильмана. Розоватая кисея разметывается предзакатными ветрами – сквозь нее проглядывает звезда‚ пыхает напоследок угольно-багровым жаром в отчаянной попытке удержать свет‚ цвет‚ восторг.

Чем занимаются люди‚ какими привычностями‚ о том можно не спрашивать. Но чем занят Всевышний в извечных Своих хлопотах? Творит чудесные опыты. Переводит стрелки на путях заблуждений. Наполняет время содержанием‚ выстраивает и заселяет пространства‚ умудряя обитателей и подсчитывая потери. А чем Он занимается в редкие минуты покоя? Наводит сумерки небесные‚ творит закаты‚ которые не повторяются‚ на радость Себе и Своим созданиям.

Укатить солнце в укрытие и тушью‚ волосяной кисточкой прочертить по окоёму контуры приметных возвышений. Перебрать полотнища в закатных окрасах‚ выбрать приглянувшееся‚ непопользованное‚ павлиньим хвостом на полнеба. Укрепить месяц – вызолоченным ноготком на взлете. Разместить поодаль переливчатое создание – пусть это будет Венера. Горстью‚ из лукошка – сеятелем по яшме небес – раскидать маловидные созвездия‚ которым продержаться до рассвета. Щедро‚ единым мазком нанести облако – синь поверху‚ розоватость прощального отсвета в подбрюшии. Пробудить к ночи духовитость цветений, подкурить дымчатую взвесь волшебства‚ подписаться росчерком пера – падучей звездой наискосок‚ залюбоваться‚ запрокинув голову‚ – творение завершено‚ декорация выстроена для вечернего спектакля‚ и он начинается.