Читаем Против часовой стрелки полностью

Нина — дочь народа, чье происхождение туманно. Большинство считает, что словенцы попали в сердце Европы как часть великого племени славян; они оказались на гребне волны множественных переселений из-за Карпатских гор, говорят защитники этой теории, и нахально вторглись к строгим германцам, интриганам-римлянам и рассудительным гуннам, как клин, говорят защитники живучести славянских генов и в поэтическом порыве бьют себя в грудь, как клин, как авангард, понимаете. Другие, их оппоненты, утверждают, что речь идет о заговоре славянофилов; не может быть, говорят они, чтобы словенцы когда-нибудь имели что-либо общее с этими примитивными русскими и тем более с их прихвостнями. Где уж там! Этот народ самобытен, говорят они, он занимал свою нынешнюю территорию уже тогда, когда прообразы других народов, его сегодняшних соседей, будучи еще в зачаточном состоянии, только вылезали из Северного и Адриатического морей, и уже тогда он отстаивал свою сущность. И позже, когда вокруг него сомкнулось кольцо, угрожая ad infinitum[1], гордо жил этот несгибаемый народ, вежливо, но твердо оказывая им сопротивление; как скала, говорят защитники пра-сущности и утирают слезу умиления, как скала-камень-кость, понимаете. Так или иначе, народ Нины более тысячелетия или двух держался на одной территории, несколько раз сменив верховный политический порядок, перенял между тем кое-какие мелочи от соседей и преобразился в более или менее связное сообщество индивидуумов, в большинстве своем не обременяющих себя вопросом, откуда они, пока им не нужно было отправляться в другие места.

Нина росла в семье, которая, согласно местным представлениям, считалась правильной, неконфликтной и достаточно типичной. Ее отец любил подчеркивать, что является настоящим словенцем, но памяти мог рассказать семейную родословную до пятого колена и в конце всегда добавлял, что кровь — ну никак — нельзя портить. Бедняга не знал, что чуть меньше ста лет назад появился один итальянский торговец овцами и через его бабушку создал генетическую аномалию в роду, при этом наверняка оставив в качестве компенсации какого-нибудь несчастного ягненка. Нинин отец родовую принадлежность на всякий случай облагородил типичными атрибутами: своим собственным Домом (две комнаты на каждого, двенадцать лет кредитов, четыре года без отпусков и свободных выходных, язва желудка), чувственным отношением к Автомобилю (ради которого в отличие от жены и детей он Один себе во всем отказывал и Один на нем ездил) и политикой невмешательства по отношению к Соседям (в коллективном сознании это именуется Манеры). Нинина мама, приятная женщина, с полной нагрузкой в школьном образовании, с устойчивым критическим отношением к своей фигуре матроны, придерживалась принципа, что порядок в ее доме — это отражение ее самой. Когда гости уже в дверях (массивный дуб, оранжевый витраж) моментально снимали обувь, она с чувством восклицала, ах, ну, не надо разуваться, и одновременно предлагала им аккуратно сложенные тапочки. Ну, ну, Кристина, знаешь, мы разуемся, ведь у тебя так красиво и чисто, отвечали гости согласно протоколу, принятому почти в каждом Частном доме, возведенном на кредитах и язвах. Первая половина каждой субботы в доме Нины была отдана Генеральной уборке, проходившей в неизменной последовательности: полки — столы и раковины — пол (пылесос) — пол (тряпка). Отец, сам себе приписавший статус главы семьи, хотя право голоса жены и воспринимал как нечто само собой разумеющееся, в это время ускользал в сад, а перед обедом и на кружечку пива в ближайшее кафе, где под надзором еще незамужних официанток возглавлял цвет местных patribus familias[2] и божился, что дом должна контролировать только баба, ну, скажи, Мици, что это не так. У Нины и ее младшей сестры (существа с курносым веснушчатым носом и особым голосом с паническими нотками, но это было не выражением словенской сущности, а особенностью характера) были более или менее ограниченные обязанности, в первую очередь Хорошее поведение перед гостями и Прилежание в школе, за которое в конце учебного года сестры награждались самой крупной купюрой, бывшей в то время в употреблении, и получали совет По-умному использовать полученное (деньги, а не знания).

Перейти на страницу:

Все книги серии Словенский глагол

Легко
Легко

«Легко» — роман-диптих, раскрывающий истории двух абсолютно непохожих молодых особ, которых объединяет лишь имя (взятое из словенской литературной классики) и неумение, или нежелание, приспосабливаться, они не похожи на окружающих, а потому не могут быть приняты обществом; в обеих частях романа сложные обстоятельства приводят к кровавым последствиям. Триллер обыденности, вскрывающий опасности, подстерегающие любого, даже самого благополучного члена современного европейского общества, сопровождается болтовней в чате. Вездесущность и цинизм анонимного мира массмедиа проникает повсюду. Это роман о чудовищах внутри нас и среди нас, оставляющих свои страшные следы как в истории в виде могильных ям для массовых расстрелов, так и в школьных сочинениях, чей слог заострен наркотиками. Автор обращается к вопросам многокультурности.Литературно-художественное издание 16+

Андрей Скубиц , Андрей Э. Скубиц , Таммара Уэббер

Современные любовные романы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги