Протекторат

По причинам этического порядка «детектор правды» не применяется повсеместно в нашей судебной практике; его использование допускается лишь по требованию самого подсудимого и только после объявления присяжными обвинительного вердикта — но ещё до вынесения судьёй приговора. На юридическом языке это называется ultima ratio defendi — последний довод защиты. Согласно дамогранскому законодательству, полученные с помощью детектора показания обладают наивысшим приоритетом в отношении давшего их лица, и человек, засвидетельствовавший таким путём свою невиновность, должен быть оправдан судом, вне зависимости от всех ранее предъявленных доказательств его вины. По данным федерального министерства юстиции, за прошедшие десять лет правом «последнего довода» воспользовалось свыше тысячи двухсот обвиняемых в тяжких преступлениях, семнадцать из них в результате своих показаний добились значительного смягчения приговора, и лишь один был полностью оправдан — дальнейшее расследование подтвердило, что этот человек действительно оказался жертвой рокового стечения обстоятельств.

— Забудьте об этом, Алёна, — мягко, но убеждённо заговорил я. — Не надейтесь на детектор, он вам не поможет. Почему-то многие обвиняемые возлагают большие надежды на свою возможную сопротивляемость действию производных пентотала, считая, что главное для них — не признаться в совершённом преступлении. А это в корне неверно; это ошибочная трактовка понятия презумпции невиновности. Проверка на «детекторе правды» происходит не до, а после оглашения присяжными вердикта, когда подсудимый уже признан виновным. Его вина уже установлена в предусмотренном законом порядке, и теперь тот же закон предоставляет ему шанс засвидетельствовать свою невиновность, доказать, что произошла судебная ошибка. Даже если допустить, что вы обладаете сопротивляемостью и сумеете удержаться от признания в убийстве доктора Довганя, то этим вы ещё ничего не добьётесь. Вам нужно будет убедить суд, что вы не совершали того, в чём вас обвиняют. А с этим как раз и возникнет проблема — наркотики настолько понизят ваш интеллектуальный уровень, что вы просто не сможете связно солгать, да и датчики детектора сразу изобличат малейшую вашу попытку уклониться от истины. Максимум, на что вы будете способны, это молчать и не отвечать ни на какие вопросы. Законом предусмотрена и такая ситуация; она трактуется однозначно — как отказ обвиняемого от дачи показаний. В этом случае суд должен оставить вердикт присяжных без изменений и на его основании вынести приговор.

Пока я говорил, Алёна пристально смотрела на меня, всё больше хмурясь, а в её нефритовых глазах разгорались недобрые огоньки. Под конец взгляд девушки из просто недоброжелательного стал откровенно враждебным, она плотно сжала губы и подалась вперёд, вцепившись руками в край стола. Зная из материалов дела о её неуравновешенности и вспыльчивости, я решил, что сейчас последует взрыв.

Однако я ошибся. Усилием воли Алёна подавила свой гнев, откинулась на спинку стула и прикрыла глаза. Я благоразумно не вмешивался, давая ей время успокоиться. Когда через минуту она подняла ресницы, её взгляд уже не метал молнии, а выражал лишь усталость и грусть.

— Я вас понимаю, — произнесла она так тихо, что я с трудом расслышал её. — Вы не можете думать иначе. Как и все остальные, вы даже мысли не допускаете, что я могу оказаться невиновной. По идее, самое первое, что должен спросить адвокат у своего подзащитного, это: «Вы делали то, в чём вас обвиняют?» Но вы не спросили. Для вас моя вина очевидна. Она очевидна для всех.

Горечь, прозвучавшая в её словах, задела меня за живое. И неожиданно для самого себя я спросил:

— Алёна, это вы убили доктора Довганя?

Она внимательно посмотрела мне в глаза. Затем сказала: