Простые истории

Между ними была разница, которую сразу не заметишь «невооруженным глазом». Они могли долго разговаривать об искусстве или о более приземленных вещах, попадая в такт, не ощущая дискомфорта, но иногда, по реакции собеседницы Поспелов чувствовал, что своими высказываниями переходит границы каких-то условностей, которые для нее важны и удобны. А ему эти условности казались излишними и фальшивыми, за ними всегда чувствовалась неискренность, оставалось ощущение, что собеседница что-то скрывает. Кроме того, она частенько требовала признания своей правоты и непогрешимости в ситуациях, где, по мнению Юрия Ивановича и так все было понятно.

Он, конечно, мог соответствовать предлагаемым условиям, и, иногда, лицедействовал, изображая из себя светского персонажа: говорил полунамеками, делал многозначительные паузы, сопровождаемые задумчивым выражением лица, подчеркивал ее правоту, но однажды затеял откровенный разговор, которого, в сущности, не получилось, потому что дама так и не вышла за границы условностей, а только чего-то испугалась.

Отношения постепенно сошли на нет, чему Поспелов не очень расстроился, понимая, что они живут в разных мирах, где каждому удобно и никто из них не хочет покидать свою зону комфорта ради другого человека.

И сейчас, вспомнив про эти миры, улыбнулся, полагая, что в каждом из этих миров может быть свое понимание порядочности.

«Поэтому, будем радоваться, – решил он, – «по-своему, она, безусловно, порядочный человек. Ведь могла и вовсе не отдать деньги».

Ручка

Бытие определяет сознание

К. Маркс

Учение Маркса всесильно, потому что верно

В. Ленин

I

Я прощался с родным городом – небольшим, по южному солнечным, гордо именовавшимся столицей одной из республик СССР.

Прощание было связано с командированием меня после окончания военно-политического училища в Западную группу войск (в Германию, которая только-только объединилась) для дальнейшего прохождения службы.

Советский человек не был избалован заграницей, попасть туда в те времена было непросто, поэтому мой отъезд в объединенную Германию был событием из ряда вон выходящим. В этой связи приходилось отдавать дань уважения всем родственникам, жившим в разных концах этого города, принимая их поздравления и, в то же время, озабоченности, предстоящими на чужбине трудностями.

Объехав за короткое время практически все основные районы города, я обратил внимание как много политических лозунгов взывают к жителям с крыш и фасадов зданий: «Народ и партия едины», «Мы к коммунизму держим путь», «Ленин и теперь живее всех живых», «Ни одного отстающего рядом», «Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи», «Планы Партии – планы народа», и прочие в том же духе.

Обилие увиденных за короткий период лозунгов, подействовало на меня странным образом. Я не проникся их пафосом, в голову почему-то полезли ходившие из уст в уста пословицы и поговорки, выстраданные социалистическим житием и не способные пока воспарить на крыши домов, ввиду излишней щекотливости для текущего политического момента:

«Неси с завода каждый гвоздь, ты здесь хозяин, а не гость», «Уходя с аэродрома что-нибудь возьми для дома», «Мне не надо два оклада – дайте мне ключи от склада», «Прошла зима, настало лето – спасибо Партии за это».

И лозунги, и пословицы с поговорками уживались в головах подавляющего большинства горожан, не вызывая при этом путаницы. Объяснялось все просто. Наше поколение привыкло к тому, что официоз несколько отличается от реальной жизни и, казалось, что так оно было до нас и так будет всегда. Причем, люди в городе, в подавляющем большинстве, жили порядочные, просто, государство, в те времена, не всегда успевало за потребностями народных масс, что создавало некоторые противоречия внутри социалистического общества, которые успешно разрешались методами, описанными в пословицах и поговорках.

Я тоже относился к этому большинству. Более того, я только что выучился на служителя коммунистического культа и собирался добросовестно проповедовать его в армии, естественно, с учетом существующих противоречий.

Признаться, мне даже льстило быть представителем «ума, чести и совести нашей эпохи», учитывая при этом, что эта триединая сущность была при власти и отдавать ее никому не собиралась.