Над блестевшим огнями Парижем восходило светящееся облако, – будто веяло багряное дыхание раскаленных углей. Сначала то был лишь бледный просвет в ночи, чуть уловимый отблеск. Постепенно, по мере того как шли часы, оно стало кроваво-красным, и, вися в воздухе, неподвижно раскинувшись над городом, сотканное из всей сумрачно рокочущей жизни Парижа, оно казалось одной из тех туч, чреватых молниями и пожарами, которые венчают жерла вулканов.
Часть четвертая
Уже подали чашки с полосканьем; дамы осторожно вытирали руки. Вокруг стола на минуту наступило молчание. Госпожа Деберль оглядела обедавших, чтобы убедиться, все ли кончили, затем молча встала; гости последовали ее примеру; слышался шум отодвигаемых стульев. Старый господин, сидевший справа от нее, поспешил предложить ей руку.
– Нет, нет, – проговорила она, сама ведя его к двери. – Мы будем пить кофе в маленькой гостиной.
Гости парами проследовали за ней. Последними шли двое мужчин и две дамы. Они продолжали начатый разговор, не присоединяясь к шествию. Но в маленькой гостиной принужденность исчезла и возобновилось царившее за десертом веселье. На большом лакированном подносе, стоявшем на круглом столике, уже был подан кофе. Госпожа Деберль обходила присутствующих с любезностью хозяйки дома, старающейся удовлетворить все вкусы гостей. По правде сказать, больше всех суетилась Полина – она взялась потчевать мужчин. В гостиной было человек двенадцать – обычное число лиц, приглашаемых четой Деберль к обеду по средам, начиная с декабря. Вечером, к десяти часам, собиралось много народу.
– Господин де Гиро, чашку кофе, – сказала Полина, остановясь перед маленьким лысым человечком. – Впрочем, я знаю: вы не пьете кофе… Тогда рюмочку шартреза?
Но, сбившись, она принесла рюмку коньяку. И, улыбаясь с присущей ей самоуверенностью, она обходила приглашенных, глядя им прямо в глаза, непринужденно волоча за собой длинный шлейф. На ней было роскошное белое платье из индийского кашемира, отделанное лебяжьим пухом, с четырехугольным вырезом на груди. Вскоре все мужчины стояли с чашками в руках; выставив подбородок, они маленькими глотками пили кофе. Тогда Полина принялась за высокого молодого человека, сына богача Тиссо, – она находила, что у него красивое лицо.
Элен отказалась от кофе. Она села в стороне, с несколько утомленным видом; на ней было простое, без отделки, черное бархатное платье, строгими складками облегавшее ее фигуру. В маленькой гостиной курили. Ящики с сигарами стояли близ Элен на подзеркальнике. Подошел доктор.
– Жанна чувствует себя хорошо? – спросил он, выбирая сигару.
– Очень хорошо, – отвечала она. – Мы сегодня были в Булонском лесу. Она резвилась неудержимо… Теперь она уже спит, вероятно…
Они дружески беседовали, улыбаясь друг другу с непринужденностью людей, встречающихся ежедневно. Послышался голос госпожи Деберль:
– Да вот госпожа Гранжан может подтвердить это… Не правда ли, я вернулась из Трувиля около десятого сентября? Шли дожди, пляж был невыносим…
Ее окружали три или четыре дамы: она рассказывала им о своем пребывании на берегу моря. Элен пришлось встать и присоединиться к их группе.
– Мы провели месяц в Динаре, – сообщила госпожа де Шерметт. – О! Прелестная местность, очаровательное общество!
– Позади виллы был сад, спереди – терраса, выходившая на море, – продолжала госпожа Деберль. – Вы знаете, я решилась взять с собой свое ландо и кучера… Это гораздо удобнее для прогулок… Госпожа Левассер навестила нас…
– Да, как-то в воскресенье, – сказала та. – Мы были в Кабуре. О, вы устроились со всеми удобствами – немного дорого, кажется…
– Кстати, – перебила, обращаясь к Жюльетте, госпожа Бертье, – господин Малиньон так и не научил вас плавать?
Элен заметила, что на лице госпожи Деберль промелькнуло выражение замешательства и досады. Уже несколько раз ей казалось, что имя Малиньона, когда его неожиданно произносили перед госпожой Деберль, действовало на нее неприятно. Но молодая женщина уже оправилась.
– Хорош пловец! – воскликнула она. – Навряд ли он кого-нибудь научит… Что до меня, – я отчаянно боюсь холодной воды. При одном виде купающихся меня бросает в дрожь.
И она кокетливо поежилась, приподняв округлые плечи, как отряхивающаяся мокрая птица.
– Так это выдумка? – спросила госпожа де Гиро.
– Ну конечно. Пари держу, что он же и сочинил это. Он терпеть меня не может с тех пор, как провел там месяц вместе с нами.