Простудятся в траве босые осы…

Коровий хвост вершит судьбу слепней
И оводов, и насекомой твари,
Что в кровоядном суетном угаре
Зудит, летит влепиться посильней.

Не всем дано ужраться и удрать.
Судьба проста – хвостом да и в лепёшку.
О, светлых мыслей неземные мошки!
Ну, дай ты им дозреть, корова мать!

Дай распознать
Счастливцев и злосчастных,
Взлелеять первых, а вторых – бежать,
Дай щедрости набраться
И признать,
Что – да, что всё бесценно и прекрасно,
И жизнь ясна,
И даже неопасна,
Особенно в безветрие, при красках
Волны (взрывной, допустим) если внять
Её резонам – и не замерять
Земли уже обугленную пядь,

Но грустно и застенчиво слинять,

Уверовав,
Что прожил не напрасно…

* * *

Этот век –
Для живущих он станет чужим.
Для живущих без нас.
Он останется с нами.
Мы разденем его. Мы его обнажим!
И до чресел и лядвий
Разденемся сами.

Нам всего-то осталось – себя разделить:
По диетам. Бараньей, свиной. Или рыбной.
Пусть запомнит страна, каково оно – быть,
Выгребаясь меж Сциллой и той же Харибдой.

Осыпаются листья. И звёзды Кремля
Камуфляжны, как звёзды кейфоровых шлемов.
Ожиданье, напряг и разряды на клеммах.

И ночная планета. Похоже – Земля.

Где станичный роддом
И дремотны поля.

И над старым погостом – звезда Вифлеема.

* * *

Надрывен рык измотанной страны
И нескончаем как проблема выбора.
И тянется от Тузлы и до Выборга
Меридиан оборванной струны.

Тут есть, пожалуй, от чего отчаяться,
На принтерном растёкшися листе.
Мозги как бы всё больше размягчаются
И утекают. Но отнюдь не те.

И немотой томясь, на волю просится,
В тиши освобождаясь от оков,
Пусть – безголосица,
Пускай – пустоголосица,
Плакучих, но плескучих облаков!

А счастье наше –
То мычит, то телится,
И заметёт апрельская метелица
Печали все,
И трудится умелица –
Кириллицы пчелиная трава.

О, тишины медвяные слова!..

Пока вы есть –
Ну, и Россия теплится.
Пока вы здесь –
Ну, и земля жива.

* * *

В утомлённой своей усталости,
Как волы у сухой реки,
Обеззубевшие от старости,
Отпущения ждут грехи.

Впол своей лошадиной силы
Напрягаясь держать ответ,
Жрут колючку и бересклет,
Вспоминая – а как там было?..

Только что им! – всё шито-крыто.
Тишь да гладь, благодать да тишь:
Невод рван, в драбадан – корыто,
Двери – гниль, да и крыша – сито,
И в клети голодует мышь.

И небес воровское быдло –
Вороньё – свой наземный след
Оставляет,
Как вторчермет
Вдоль дорог наших бед-побед, –

Уверяя,
Что так и было,
Уповая
На давность лет.

* * *