Простри руце Твои..

- Вас как звать-величать?

Мужичок молчал.

- Альберт, а дальше? По батюшке-то как?

Коротышка молчал.

- В сумке-то у вас что? Тяжелая, кажется. Вы бы ее поставили.

- Роман... - вдруг хрипло выговорил он. - Дело всей жизни...

- Ладно, подбирай шапку, писатель. Я тебя усыновляю! - объявил Леднев. - Были две девки, теперь еще сынок прибавится.

И Альберт, отчества которого никто так и не узнал, попал на дачу. И зажил там в свое удовольствие, работая сторожем и сочиняя свою бесконечную эпопею.

- Что характерно - эти неравные браки, когда двадцатипятилетний внезапно женится на даме в возрасте своей матери. Мужчины системы "старушатник". Одна из форм материнского комплекса, - объяснял отец дома. - Есть и женщины системы "стариканщица". Пример - странный второй брак вдовы президента Кеннеди, Жаклин, выскочившей замуж за мультимиллионера Онассиса, годившегося ей не то что в отцы, а в дедушки.

Альберт страшно радовался, когда приезжали хозяева. Во-первых, благодетели, во-вторых, развлечение. Он немного скучал - сторожа соседних дач его игнорировали, словно им брезговали и презирали. За что - непонятно.

А потому, когда Ледневы выбирались за город, они готовились к длинным беседам с оживленным летописцем, спешившим поделиться творческими успехами и планами. А планов у него было - громадье! При этом он привычно весело подпрыгивал, напевая. Последняя жалкая, выцветшая от невзгод и годочков прядочка на его голове - двадцать три волосенка - тоже подскакивала в такт Альбертиным прыжкам. Он холил, ревностно лелеял, из последних сил берег этот кустик оставшихся волос, старательно и нежно расчесывал, ласково мыл, хотя с точки зрения любого здравомыслящего человека, владеющего бытовой логикой, уцелевшие хилые волосенки следовало давным-давно сбрить, чтобы не мучиться и не смешить народ.

- Каждый писатель должен помнить о докторе Франкенштейне, - рассуждал Альберт. Он любил пофилософствовать. Особенно располагала к этому загородная тягучая жизнь. - Увлекшись эстетикой, неконтролируемыми чувствами и творческими образами, ты можешь создать такое, от чего потом смерть покажется избавлением, если твое создание выйдет в мир и натворит там дел в силу своих способностей. А все из-за чего? Из-за того, что ты не в меру увлекся и не подумал о нравственной стороне и о том пределе, который нельзя переступать. Голем - очень поучительная еврейская легенда. Она повествует, как мудрый раввин Лев бен Безалил, из средневековой Праги, вылепил из глины слугу, при помощи каббалы вдохнул в него душу и поручил ему защищать евреев от антисемитизма. Но оживший Голем вдруг почему-то начал лупить самих евреев. И так же, как Голем, повернулась против евреев и советская власть, которую они создали своей марксистской каббалой. А потом, несколько веков спустя, другой ученый создал другого монстра, по сути - тоже голема, только более мощного. И фамилия этого ученого была - Франкенштейн.

Отец тоже начинал впадать в ненужные размышления по поводу:

- Для чего пишет писатель? Прежде всего, чтобы достичь известности, чтобы его читали. Но этой известности сотни недостойных быстро добиваются случаем, происками и родственностью натур, в то время как один достойный идет к ней медленно и доходит поздно. Первые имеют друзей, потому что сволочь всегда есть в толпе и тесно придерживается друг друга. Второй наживает лишь врагов, потому что умственное превосходство везде и при всех условиях - самая ненавистная вещь на свете, особенно для бездарных тружеников, тоже мечтающих что-нибудь значить на том же поприще.

- Ты бы уж Альберту все это не высказывал! - советовала Ксения. - Возомнит себя великим, а потому и непечатаемым.

Но отец не слушал.

- Ведь не видит червяк птицы в небе! А люди, несчастные и бестолковые, ждут похвал их уму и творениям. От кого? От тех, у большинства которых столько же способности к правильному суждению и оценке, сколько у кастрата к оплодотворению. Они не могут отличить истинного от неистинного, зерна от мякины. И потому все правдивое и отличное, появляясь на свет, прежде всего, встречает на пути дурное, которое занимает его место и считается превосходным. И здесь главное - не обращать никакого внимания ни на своих современников, ни на их мнения и воззрения, ни на их похвалы и порицания. Знатность и богатство всегда могут рассчитывать на почет в обществе, но никак не духовные способности.

Георгий Семенович на старости лет увлекся Шопенгауэром. И твердил:

- На свете существует три аристократии: аристократия рождения и ранга, денежная аристократия и аристократия ума и таланта.

К какой он относил себя, Леднев скромно умалчивал.

Ксеня вспомнила все это и вздохнула.

- Съезди, пожалуйста... - канючил отец. - Что тебе стоит на машине? Здесь недалеко. Мы так давно там не были. Проведаешь дом и моего "сыночка".

И Ксения сдалась.

16

Что сказал тогда, осенью, отец Андрей, выслушав рассказ об Ольге?