– Я тоже тебя люблю, – обратилась она к экрану, но только потому, что в кабинете была одна.
Тайные связи Авасаралы обозначились скорее, чем ожидала Драммер. Ее потрясло уже то, что они вообще сумели пробиться. Она готова была поверить, что старуха переоценивает свои силы, претендует на влияние, которого давно лишилась, уйдя на пенсию. Но перед глазами были доказательства, что Крисьен Авасарала, что о ней ни говори, не полное дерьмо. Саба впился в станцию Медина как клещ, устанавливая контакты со всеми сотрудниками Союза, с кем мог связаться без риска. А под Союзом он чаще всего понимал АВП.
Драммер слушала его доклад и делала заметки от руки. Записывая, она лучше запоминала. Шестьдесят восемь жителей Медины разбиты на ячейки от трех до восьми человек. Любительское, неуклюжее покушение и вызванные им репрессии. Саба мог бы не говорить, что воспользовался ими для вербовки новых людей. Это было понятно само собой. Главными целями выбрали сбор сведений и инфраструктуру. Сеть Авасаралы – это прекрасно, но для подготовки к следующей волне требовался тыл, поддержка из слепых зон, куда не дотягивались безопасники Лаконии, и открытые окошки в системе связи противника. Какой будет эта волна, еще предстояло выяснить.
Драммер поймала себя на том, что кивает, слушая его и обдумывая выводы. Лаконцы держали связь через причаленный на Медине корабль размером с истребитель, плотно шифровались и физически изолировали систему шифровки от дешифровальных установок на станции. Оттуда ничего не подслушаешь и вражескую систему не взломаешь. Ей предстояло найти встроенные коды антенн и трансляторов. Может, подручные Авасаралы в коалиции Земля – Марс запаслись какими-нибудь подсказками и могли бы поделиться с Сабой. Проверка на постах отнимает у лаконцев до трети оккупационных сил. Солдаты действовали в известных, открытых коридорах, что дало людям Сабы время обустроить запечатанные норы и слепые зоны. Если репрессии смягчатся, надо будет организовать новую провокацию, чтобы враг не отвлекался от проверок людей и транспорта. Пусть суетятся, пока подпольщики роют в теле станции новые тоннели. Возможно, все новейшие схемы Медины попали в руки лаконцев. Нужно исходить из того, что про все старые норы знают все игроки, но Сабе не так уж трудно будет устроить новые. Он был контрабандистом – не хуже, чем она когда-то, если не лучше.
Сообщение закончилось озорной улыбкой Сабы.
– Ты береги себя, сердце мое, – сказал он, послав в камеру воздушный поцелуй. – Живи, как будто уже умерла.
Драммер потянулась к экрану, как к его щеке, но рука коснулась холодного и твердого. Живи, как будто умерла. Давно она не слышала этой фразы. Когда-то она была девизом группы Вольтера. Яростные подростки видели романтику в таком фаталистическом призыве к отваге. Когда-то и ей это представлялось романтичным.
Она проверила время. Запись Сабы продолжалась почти двадцать минут. Ей даже не верилось, что она слушала так долго. Упивайся она его голосом целый час, все равно мучилась бы от жажды. Пролистав страницы, страницы, страницы заметок на экране, Драммер поразилась, как много он успел сообщить за столь короткий срок.
Она еще раз перечитала свои записи, закрепляя их в памяти, а потом все стерла. Информации, которой не существует, не грозит утечка. Она вызвала Вогана. Тот откликнулся мгновенно.
– Что у нас с военным атташе? – спросила Драммер.
– Ждет беседы с вами, мэм.
– Вызовите его через десять минут в конференц-зал.
– Да, мэм. – В голосе Вогана сквозило неподдельное удовольствие. После падения Медины дипломаты и координаторы коалиции Земля – Марс заполнили Дом народа, и Воган распоряжался ими с преогромным удовлетворением. Нехорошо, пожалуй, но тут Драммер охотно проявляла снисходительность.
Встав из-за стола, она потянулась. Между лопатками громко хрустнуло. Она зевнула, но не от усталости. Так зевает бегун перед стартом. Глубокий вдох перед рывком. По нормальному расписанию сейчас подходил бы конец ее смены. Теперь Драммер жила иначе. Оставалась на ногах, сколько надо было, и спала, когда выпадала возможность. Такой образ жизни во времена ее юности называли «sin ritma». Теперь это давалось труднее, и нередко приходилось взбадривать ум чашкой кофе, и все же Драммер чаще улыбалась, сама не зная чему.
Бенедито Лаффлин, посланник КЗМ, дождался ее через двадцать минут. Он сжимал в кулаке полусмятую грушу с содовой. Широкое жабье лицо выглядело не таким самодовольным, как обычно.
– Мадам президент, – поздоровался он, вставая.
Драммер ответила взмахом руки. Села сама, и Воган протянул ей грушу с чаем. Она отпила. Горячий, но не обжигающий. Воган уплыл к стене, слившись с фоном корабельной механики.
– Что мы видим? – начала Драммер.
Лаффлин прокашлялся.
– Начистоту? Думаю, план вам страшно понравится.
– Передаете мне контроль над вашими флотами?
Он заморгал.
– А… ну, это…
Драммер улыбнулась.
– Пожалуй, я не откажусь. Что у вас есть?