Пространство для человечества

С одной стороны, это внушало оптимизм, но с другой стороны — их до сих пop не нашли, и с каждым прошедшим днем надежда на то, что их все-таки найдут, становилась все более призрачной. Впрочем, Дронов не обольщался. Но ведь надежда — это такая зараза, она не покидает человека даже в самых безвыходных ситуациях, даже умирая, человек в глубине души надеется на то, что будет существовать после смерти, а в худшем случае — обретет наконец покой и отдохнет от превратностей жизни.

Но Дмитрий умирать не собирался.

Не первый же он оказался наедине с лауном, да и не одинокой, хотя состояние напарника оставляло желать лучшего. Вон Думачев несколько лет провел в полном одиночестве, и ничего, не сгинул и даже не одичал наподобие матроса Сель-кирка. Даже хозяйство какое-то имел, дневник каждый день писал, приручал, говорят, животных из лауна. В последнее Дронов верил с трудом. Это каким дрессировщиком надо быть, чтобы безмозглых монстров приручать! Хотя, конечно, нужда и не такое иной раз делать заставит. Но прирученных животных из лауна Дронов не видел, а мало ли какие легенды ходили о первопроходцах. Одни россказни о Большой Бойне чего стоили! В сказки Дронов не верил и к рассказам о прошлом относился с известной осторожностью. А сейчас ему вообще не до сказок было, сейчас перед ним встал вопрос выживания, и Дронов этот вопрос намеревался решить в положительную сторону.

Рана у Симонова затягивалась. Красная отечность спала, и Павел даже пробовал время от времени пошевелить ногой. К радостному удивлению Дронова, ему это удавалось, хотя и плохо. Если Симонов пошел на поправку, то они еще побарахтаются. Случившееся с товарищем походило на чудо. И только ради одного этого стойло верить в чудеса!

Утром он вышел на лиственные поля, поймал двух коров и принес полный пенал зеленоватого сладкого молока. Молоко прекрасно подкрепило обоих. Поэтому сейчас Дронов с оптимизмом смотрел в будущее.

— Через несколько дней встанешь на ноги, — говорил он товарищу. — Вот тогда и двинемся в путь. Тут всего-то! К августу доберемся.

Симонов недоверчиво щурился. Уж он-то знал лаун не хуже Дронова.

Импульсник у него Дронов предусмотрительно забрал, как и футляр с термитками. Кто знает, чего придет в голову больному человеку, не дай бог, он в порядке самоотреченности вздумает избавить товарища от излишней обузы, каковой на данный момент является он сам. Тем более что Павел стал чувствовать себя значительно лучше и поначалу настаивал, чтобы Дронов шел дальше один, оставив его в пещере, и заткнулся только тогда, когда Дмитрий в довольно резкой форме заметил ему, что у одного шансы добиться до поселка минимальны, чуть выше они у двоих, если этот второй будет в хорошей физической форме.

Днем он наблюдал за лауном в широкую щель между камнем и входом в пещеру. Джунгли жили своей обычной дневной жизнью. Все время кто-то кого-то ел, потом сам становился жертвой, слышались треск, взревывания, предсмертные попискивания, хруст ломающихся ветвей, хрип и жадное чавканье, в которые изредка вплетался топот погони. Заросли лауна ходили ходуном, из них доносилось страшное сопение, иногда брызгала желтая и зеленая кровь, а один раз рядом со входом в пещеру упала огромная шипастая нога, которая долго конвульсивно сгибалась и разгибалась; пока ее не подхватил какой-то стремительный летающий хищник, тенью проскользивший над землей и скрывшийся среди густого переплетения лиан, напоминающих гирлянды, сплетенные из крошечных белых цветов.

В этот мир им предстояло еще выйти. И неизвестно было, в какое время лучше пробираться по лауну — днем или ночью. Каждое из них было по-своему опасным.

Но и отсиживаться в пещере тоже оказалось небезопасным. Ближе к полуночи, когда Дронов, устав от своего дежурства, решил плюнуть на все и лечь спать, скала, в которой была пещера, вдруг заколебалась. Дронов вскочил, лихорадочно нашаривая импульсник, лежавший у него в изголовье. Камень, прикрывавший вход в пещеру, отлетел в сторону, и, заполняя весь вход, в пещеру сунулось вонючее черное рыло, заполненное огромными острыми клыками. Выше страшной морды темнели бусинки любопытных глаз. Дмитрий выстрелил трижды. Целиться не пришлось, с такого расстояния он не смог бы промахнуться при всем желании. Получив жгучий удар в морду и лишившись нескольких клыков, хищник отпрянул. Скалу сотрясло несколько ударов, послышался костяной треск. Вой, который издал раненый хищник, ударил по ушам, на несколько мгновений Дронов даже оглох, а потом послышался топот удаляющегося зверя, и наступила тишина» в которой послышался захлебывающийся прерывистый шепот Симонова:

— Дима! Ты где? Что случилось, Дима?

А что случилось? Ничего особенного не случилось. К ним пожаловал ночной хищник, хотел полакомиться, да не получилось. Вполне вероятно, что люди пришлись бы ему по вкусу.