— Да кто мне поверит? К нему такие люди на примём приходят! — Федор махнул рукой. — И потом… Маме же он помогает… Как-то… — парень запнулся на полуслове, покрутил головой, словно прогоняя какие-то мысли, и с отчаяньем глянул на Блохинцева.
Я видел, что ему не хотелось связываться с милицией, и догадывался почему. Но по отчаянной решимости, застывшей в глазах, понимал: Федор пойдет на все, сознается в краже, напишет заявление, признается во всех грехах, лишь бы доктор согласился помочь матери.
— Молодой человек! — от возмущения голос Николая Николаевича дрогнул и сорвался в фальцет. — Вы понимаете, скольких людей погубил этот шарлатан? И скольких еще сведет в могилу без надлежащей помощи?
Рыжов смотрел на доктора во все глаза, сжав кулаки и стиснув зубы. Лицо превратилось маску, но ясно было одно: его мало волнует мошенник. Ему важно задать самый главный вопрос и услышать на него положительный ответ.
— Юноша, — взгляд и голос доктора изменились, стали мягче, сочувственней. — Какое бы решение Вы не приняли в отношение негодяя, жду Вашу матушку на консультацию. Сегодня у меня не приемный день, потому прошу Вас занести к полудню выписку и все документы, которые у Вас имеются. Я полагаю, Вас просили привезти с собой документацию?
Федор судорожно закивал, готовый сорваться с места.
— Прекрасно, — Николай Николаевич задумался. — Да, именно так и поступим. Консультацию назначим после изучения выписки… Адрес знаете? Седина сорок шесть, корпус один, квартира тридцать один.
Федор растеряно глянул на меня, я ободряюще улыбнулся, и парень сорвался с места. Отбежал пару метров и остановился, вернулся, схватил доктора за руку, крепко пожал, поблагодарил и рванул, только его и видели.
Я кинул взгляд на доктора Блохинцева. Николай Николаевич с улыбкой покачал головой, глядя вслед убегающему Федору, снял очки, снова протер стекла, водрузил их на нос и воззрился на меня.
— Ну-с, молодой человек. С этим вопросом мы закончили. Что беспокоит лично Вас?
Я вздрогнул и растерянно уставился на доктора: откуда он мог знать, что в моей голове крутится мысль про красный архив, о котором упомянула мама?
— Спрашивайте, не стесняйтесь, — вот сейчас Николай Николаевич до боли напомнил мне того доктора дядю Колю, которого я изводил вопросами в детстве. — Только, с Вашего позволения, я продолжу свою прогулку. Не люблю, знаете ли, нарушать режим, — с этими словами Блохинцев двинулся по Тихой аллее к выходу из Городского парка.
— Что такое красный архив? — выпалил я, боясь спугнуть удачу.
— Хм… Неожиданный поворот, — хмыкнул доктор. — Позвольте поинтересоваться, к чему Вам эта информация?
Я растерялся: толковой легенды у меня не было, я даже не рассчитывал на то, что доктор дядя Коля после нашей атаки захочет со мной разговаривать.
— Я… Э-э-э… Интересуюсь историей нашего города, — выпалил я первое, что пришло в голову, чтобы хоть как-то оправдать свой интерес в случайно подслушанному разговору.
— Вот как? Любопытно. И что же именно Вас интересует? — доктор незаметно бросил на меня задумчивый взгляд.
— Энские подземелья! — выпалил я, не раздумывая.
Ими все и всегда интересовались. Это был беспроигрышный вариант. Но я просчитался.
Глава 21
— Хм… Любопытно… Откуда такое интерес к преданьям седины глубокой? Что Вы знаете про городские подземелья?
Николай Николаевич замедлил шаг, а я судорожно копался в памяти, пытаясь вспомнить, что мне известно про подземные ходы. Начать решил издалека, потянуть время.
— Мой покойный отец увлекался историей нашего города, и меня привлекал. Ну как привлекал… Рассказывал много чего интересного, мы с ним и походы ходили. По всему нашему району колесили в поисках всякого разного.
— Как звали Вашего батюшку? — поинтересовался доктор.
— Степан, — выпалил я, не подумав.
«Черт! Какой Степан?! Я ж в другом теле!» — паника сжала виски, но тут же откатила назад. Случайно или нет, но отчества у нас со студентом совпадали, как и имена. Моя теория о неслучайных случайностях в действии. Эх, найти бы того, кто все эту катавасию устроил, и открутить ему… что-нибудь, в общем, открутить для убедительности. Нельзя так с живыми людьми. Нельзя. Хотя, вот я здесь и пока с ума не спрыгнул. Опыт? Или все-таки наш разум заточен под всякие неожиданности?
— Степан? Уж не Иванович ли часом?
Шок — это по-нашему. Николай Николаевич сбился с шага и едва не упал. Я успел вовремя схватить его за руку и удержать равновесие.
— Да всю жизнь Сергеичем был, — в свой голос я добавил недоумения: мол, какой-такой Иваныч? С чего бы вдруг?
— Степан Николаевич Лесо-ков, — я снова чуть не ляпнул свою родную фамилию, но одна неверная буква не так заметна в общем потоке информации.
Доктор пришел в себя и теперь разглядывал меня заново. Будто только что познакомился.
— Н-да… Интересные неожиданности жизнь преподносит, — в никуда протянул Блохинцев. — Надо же, какие рисует кренделя.
— А Степан Иванович — это кто? — невинный интерес и взгляд глаза в глаза.