— Будем искать, — пробормотал я и отдал безделушку хихикнувшей девчонке. — И что это значит?
— Не знаю, что это значит, но кадуцей сам по себе символ греческого бога Гермеса. Его способность — примирять, предвещать.
— А змеи? Почему они вокруг этой палки?
— Леша, это не палка, это — жезл.
Черт, Лена произнесла таким голосом, что чертова палка в моей голове включила совершенно другие ассоциации, от которых я едва не подавился последним куском пирожка. Я закашлялся, и девчонка, недолго думая, встала коленями на диван, чтобы дотянутся до меня и от души постукала по спине.
— С-спасибо, — откашлявшись, прохрипел я. — Так причем здесь этот кадуцей?
— Мы предполагаем — это знак, которым отмечены все входы и выходы из подземелья в город, — наконец-то мужики отмерли и заговорили. — Собственно, кадуцей обладает не только способностью примирять враждующие стороны и приносит вести. Это символ мудрости и власти.
— Ты, Коля, как всегда, сокращаешь, — подключился Степан Иванович. — Сам прут — символ власти. Две змеи, обязательно повернутые мордами дуг у другу — это пресловутый дуализм, двойственность нашей природы.
— Добро и зло, черное-белое? — хмыкнул я.
— Огонь и вода, мужское и женское, — продолжил Лесовой. — Примерно так, если не вдаваться в подробности. Но сам символ имеет более глубокий смысл. По сути прут, обвитые змеями, — власть, равновесие и мудрость.
— И что это и значит? — я не понимал, что пытался донести до меня отец.
— Мы с Николаем предполагаем, что этим знаком отмечен не просто путь к сокровищам, но он как предупреждение людям, которые хранят тайны прошлого: будьте мудры, ибо в вашей власти великая тайна, которая может нарушить равновесие мира и души.
Я скептически выгнул бровь, глядя на серьезные лица Блохинцева и Лесового.
— Степан Иванович, Николай Николаевич, все это прекрасно и очень даже интересно, но что Вы от меня-то хотите? Зачем я здесь?
— Мы хотим… — Лесовой поднялся и задумчиво прошелся по комнате. — Мы хотим, Алексей, попросит тебя не лезть во все это дело. И уж тем более не втягивать в него нашу Леночку, — глядя прямо мне в глаза, заявил мой отец.
— Дядя Степа! Папа! Я сама решу, куда мне лезть. А куда не стоит! — возмутилась Лена, впервые за пару часов чаепития подавшая голос.
— Лена, — в разговор подключился Блохинцев. — Это может быть опасным!
— Так, подождите, стоп! — прервал я назревающий спор. — Я понял. И, честно говоря, не собирался ничего искать, — тут я немножко покривил душой: до того, как меня стукнули по голове, очень даже собирался раскрыть загадку энских подземелий. — Но теперь возникает другой вопрос: за каким… хм… зачем Вы мне показали эту звезду, если не хотите, чтобы я копался в этой загадке? Я знать про нее не знал, ведать не ведал. А теперь все, в мозгу засело. Честно говоря, я такого знака в нашем городе ни раз не встречал. А мы с пацанами под землю спускались в нескольких местах, и не видели такой звезды.
— Символ обычно спрятан в рисунке, в узоре, и его просто так не разглядишь, — пояснил Николай Николаевич. — В водонапорной башне он нанесен изнутри, — чуть смущенно добавила доктор.
Ого, так отец и доктор все-таки спускались в подземелья? Интересное кино, а я так и не узнал об этом за всю свою жизнь. В душе снова всколыхнулась пена обиды и не понимания. Почему все-таки батя ничего не рассказал? Не хотел, чтобы я выбрал этот странный путь — хранителя сокровищ? Да, собственно говоря, я с трудом верю во все происходящее и сейчас, а уж в своем веке точно отнесся бы со скепсисом. Решил бы, что отец заигрался в искателя тайн на старости лет.
Ну, положим, ради интереса я пройдусь по городу один и поищу знаки…
— Один? — возмущенно перебила меня Лена. — Что значит один?
— Лена! — одновременно воскликнули Ленин отец и Степан Иванович.
— Дочь, это может быть опасно. Ты сама все прекрасно слышала. Даже то, чего мы не знали. Если эта история под контролем особистов, сюда точно не стоит лезть, целее будем. А с учетом истории нашей семьи и вовсе нужно держаться в стороне.
— Времена уже не те, папа, — в голосе Лены звучала решительность. — Я уже взрослая, и сама могу принимать решения.
— Лена! — голос Николая Николаевича наполнился родительской суровостью. — Я прошу тебя, оставь это мужчинам.
— Это что за ретроградство такое в нашей семье? — уперев руки в бока, воскликнула младшая Блохинцева. — С каких это пор ты стал делить проблемы на мужские и женские?