— Эх, Цветок ты аленький, не возьмет тебя замуж ни одно чудовище, — вздохнул я, вытаскивая из пол-литровой банки две вилки.
— Это еще почему? — опешила Светка, замерев возле дверей.
— Злая ты, не любишь мужиков, работать заставляешь, — пряча улыбку, со всей серьезностью заявил я.
— Ах ты… Ну, Леший! Ну, погоди! Да за такое чудовище, как ты, я и сама не пойду! — фыркнула Света. — На вас пахать и пахать! Стой, а почему чудовище-то? — уже за порогом утонила подруга.
— Ну, так от слова чудо, — расхохотался я. — Ему ж, чудовищу, влюбиться в тебя надобно, чтобы чудом стать! А он испугается твоего командирского голоса и все, тушите свет, пишите письма, — примеряясь к глубине кастрюли, не оборачиваясь, ответил я.
— Ой, дура-а-ак, ну, дура-а-ак! Видала я дураков, Леший, но таких как ты еще поискать, — простонала Светлана, прыская в ладошку и умчалась за шваброй.
Я же сообразил, что вилки коротковаты и решил вооружиться половником. С поварешкой дело пошло быстрее и вскоре утонувшая ложка была у меня в руках, а я едва удержался, чтобы не похлебать наваристого супчика прямо над кастрюлей. Студенческий наваристый на килечке. Эх, давненько я такого не пробовал. Угоститься что ли с разрешения хозяйки?
— Вот, держи! — Светка влетела на кухню с ведром, тряпкой и шваброй. — Не убежал?
— Убежишь тут от тебя! — проворчал я, принимая орудия труда.
— Да я про суп, — хихикнула девчонка.
— Я тоже, — печально вздыхая, я взял пустое ведро и пошел к раковине.
— Стоять! — раздалось за спиной. — Ты чего это удумал, а? — подозрительно ласково поинтересовалась подруга.
— Как что, воды набрать. Сама же сказала, протереть пол возле печки.
— А где ты собрался её набирать? — еще ласковей уточнила девчонка.
— В раковине, — не понимая, что она хочет от меня услышать, пояснил я.
— А половником по лбу, для быстрой усвояемости?
— Чего? — опешил я.
— Того! Мы в раковине посуду моем, а ты туда ведром для пола! Думать надо, ну! — возмутилась Светка, пригрозив мне чистой ложкой.
— Так я это… кастрюлькой наберу, — быстро оглядев кухню, сориентировался я.
— Знаю я ваши кастрюльки! А потом грязные круги на решетках! — прошипела злыдня, и выключила плиту.
— Свет, а Свет, — набирая воду в кастрюлю, позвал я.
— Чего тебе? — строгая салат из помидоров огурцов и зеленого лука, откликнулась девушка.
— А супчик из килечки, да?
— Угу.
— С томатиком, да?
— Угу.
— А зажарочку делала?
— Делала.
— А с рисом или с пшеном?
— С пшеном.
— Что и с «Дружбой»?
— Леший! Ты жрать хочешь? — не выдержала Светка.
— Не жрать, а кушать! — назидательно исправил я. — Ну, Света, ну, как не стыдно! Ты же будущий учитель! А такие выражансы! — я едва сдерживал смех.
— Лесаков! — угрожающе задрав поварешку, Светка развернулся ко мне лицом. — Сейчас одним физруком на свете станет меньше! Ты чего приперся? Заняться нечем?
— Кушать хочу, ага, — торопливо согласился я. — А так я за утюгом! И вообще, отойди от плиты, ты мне полы мыть мешаешь!
С этими словами я шагнул к опешившей Светке, ухватил её за талию, и переставил поближе к окну.
— Тут постой, пока помою! — улыбнулся я и отпрыгнул, спасаясь от поварешки, внезапно ставшей орудием убийства невинного студента-второкурсника.
— Вот помру я от твоей пылкой любви к половникам, что ты делать-то будешь? — печально вздохнул я, отжимая тряпку.
— Жить спокойно! — фыркнула Света. — Ну, долго ты еще возиться будешь?
— Заканчиваю, товарищ командир! Разрешите доложить, товарищ кухонный главнокомандующий! Полы блестят, солдаты жрать хотят! — отрапортовал я.
— Не жрать, а кушать, а еще будущий учитель, — съязвила Светка. — Что-то ты сегодня больно много юморишь. Случилось что? — наливая тарелку супа и ставя ее на стол, поинтересовалась Светик.
— Нервничаю, — вздохнул я и вдруг понял: а ведь и правда, бравый матерый ловелас Лесовой, временно, (а может и на постоянно основе) занимающий юношеское тело, и правда волнуется, боясь не понравится Елениным родным.
— Что случилось-то, — усаживаясь напротив меня, подперев голову руками, с чисто женским сочувствием и сопереживанием спросила Света.
— Да так… Вечером дельце одно намечается… М-м-м-м, — простонал я, отправив в рот первую ложку студенческого супчика. — Вкусна-а-а-а-а! Спасибо, Цветочек! Ты спасал меня от голодной смерти!
— На здоровье! — улыбнулась девушка, глядя на то, как я молочу первое.
А я уминал красное от томата рыбное кушанье и вспомнил, как мы изголялись с пацанами, придумывая название этому чудо-супцу: и «Привет, студенту», и «Братская могила», и «Тюлькина мать», и «Рыбнадзор!».
Помню, приехали с другом в Ростов-батюшку, сына-студента проведать. Жил парень в коммуналке с товарищем. Пацаны, понятное дело, готовить не готовили, питались пирожками, консервами. Деньги-то родители подкидывали, но понятное дело, куда они у молодых парней уходили.