— А не врешь? Там схемы да чертежи старые. Тебе-то они зачем?
Ясно-понятно, заглядывала, значит.
— Да что Вы, у меня целая сумка таких папок, — пожал я плечами. — Тётка передала дядькин архив, когда я к ней с утра мотался. Вот, изучаю наследие, — я похлопал по папочке. — Пока не пойму, нудно или нет, как разберусь,станет ясно что с этим архивом делать: то ли в печку, то ли в музей сдать. Дядька у меня историком был, — сочинял я на ходу, не моргнув глазом.
— Ну, хорошо, ступай уже, доктор ждет, — Василиса Тимофеевна потеряла ко мне интерес.
— Вы это… Верочку-то предупредите, чтоб за обморок и поднос не распространялась, а то сами знаете, народ у нас с фантазией, такого присочиняют, — я покачал головой и ретировался.
— Или уже, воскрешенец! — фыркнула старшая смены и принялась наводить порядки на столе.
В коридоре я заколебался: идти к врачу или сначала занести папку в палату? Решил сходить к врачу и потом уже не выходить никуда. Тем более, что из открытых дверей больничных «номеров» на меня нет-нет да и поглядывали с предвкушением неспящие пациенты. Завтра точно проходу не дадут, подробности будут выпытывать. Ладно будет день будет пища, разберемся по мере поступления запросов на мою персону.
От Олега Сергеевича я едва вырвался. Дежурный врач долго меня осматривал, щупал голову, заглядывал в глаза, стучал по коленкам, уточнял, откуда и при каких обстоятельствах появилась та или иная царапина и порез.
С ожогами мне повезло, не заработал. А вот мелкие ранки, синяк на ноге от удара об угол, небольшие порезы на руках и лице присутствовали. Но тут я не смог объяснить доктору, откуда они взялись, сам не знал. Когда скатывался по трубе во второй подвал вроде головой не крутили фейсом ни за что не цеплялся, а вот, поди ж ты. Разве что приложился о стену шкафа при первом паление. Надо же, а ведь я и правда, некоторые моменты с трудом помню. Вот и ладненько, достоверней разыграю свою партию.
Наконец, я вырвался от доктора и, прижимая к себе папку, потопал в палату, очень надеясь, что сосед уже спит и не будет приставать с вопросами. Моим надеждам, как и всем остальным мечтам за последние сутки, не суждено было сбыться. В палате меня ожидала компания из четверо мужичков, которые резались в карты на пустой соседней койке.
— Ты глянь и вправду живой! — воскликнул тот самый дедок, которого примерно час назад кто-то обозвал старым брехуном. — Точно живой-то, паря? — задрав голову и почесывая куцую бороденку, уточнил старикан, сощурив левый глаз.
— Живой, батя, но адски уставший. Так что я — спать. Все вопросы завтра!
— Да че ты, хех, мы тут тебя ждем, подробности узнать, а ты спать! — хекнул сожитель по палате. — Давай, рассказывай, че случилось? Как ты не угорел-то? Тебя ж пожарники так и не нашли, и люди не видели, как ты с пожара-то выскакивал.
— Не, мужики, я — спать, сказал же. Битый час медсестрам и доктору объяснял, где был, что делал как выбрался. Потом еще Олег Сергеевич устроил форменный допрос точнее осмотр с ног до головы, еле вырвался. Так что, тушите свет, с картами в коридор. Хотя не советую: Василиса Тимофеевна сегодня не в настроение.
— Ты че тут раскомандовался, сопля, хех. Ты как со старшими разговариваешь? А? Верно я говорю, мужики.
Но мужики промолчали, не поддержали нагловатого соседа. Я устало вздохнул: этот день когда-нибудь закончится? Очень хотелось нахамить, но я сдержался, развернулся и шагнул к соседу по палате. Мужичонка сидел на кровати, держа в руках карты веером.
Понятное дело, борзый дядя оказался в проигрышной позиции и тут же попытался вскочить, чтобы перехватить инициативу и задавить авторитетом. Лидер из него такой же как из Васьки-ирода трезвенник. Я возвышался над ним, обгоняя на две головы в росте, это я молчу про собственную ширину плеч.
В голове мелькнула строчка из детского стихотворения: надо спортом заниматься, надо-надо закаляться, надо первым быть во всем. Но тут явно не этот случай. Дядья засуетился не зная как выкрутиться, чтобы не ударить в грязь лицом. Вроде заявился же как крутой мужик, а выходит пшик. С минуту мы поиграли в молчанку с гляделками, потом я растянул губы в улыбке, пожелал всем спокойной ночи, развернулся и пошел к своей кровати.
— Да ты че, борзый, да?
Вот правду говорят, не поворачивайся спиной к шелудивым псам, укусят. Вот и это норовит цапнуть за пятку, сделав неправильный выводы. Я молча засунул папку в сумку, сумку в тумбочку, достал полотенце и умывальные принадлежности и двинул к выходу. Возле порога задержался, оглянулся и очень вежливо попросил, глядя в глаза деду с козлиной бородкой:
— Все разговоры — завтра. До свидания товарищи, — и отправился умываться.
— Да ты чё, сопляк!
— Угомонись, Петро, че ты загоношился? — услышал я сильный и властный голос деда. — Прав парнишка. Хоть и молодой, да поумнее некоторых будет. Ша, ребяты, все по палатам. А то и правда, засиделись мы, как бы Тимофеевна клизьму не выписала, по прямому назначению.
Мужики заржали, и пока я шел по коридору слышал, как они разбредаются по своим комнатам, негромко переговариваясь.