Простой карандаш

Но красота, подлинная красота, кончается там, где начинается интеллектуальность. Интеллект уже сам по себе аномалия, ибо нарушает гармонию лица. Стоит человеку сесть и о чем-то задуматься, как у него непропорционально вытягивается нос, или увеличивается лоб, или с лицом происходит еще что-нибудь ужасное. Взгляни-ка на выдающихся личностей любой ученой профессии — до чего же они уродливы! Исключение составляют, пожалуй, одни лишь церковники, но они ведь никогда не утруждают своих мозгов. Восьмидесятилетний епископ продолжает твердить те же истины, которым его научили, когда он был восемнадцатилетним юнцом, поэтому неудивительно, что на него всегда приятно смотреть. Твой таинственный юный друг, чье имя, кстати, ты мне никогда не называл, но чей портрет меня так завораживает, вряд ли когда-нибудь о чем-либо думает. Я совершенно в этом уверен. Он безмозглое, очаровательное существо, на которое всегда было бы приятно смотреть зимой, когда нет цветов, и летом, когда захочется остудить разгоряченный мозг

Что это? Перечитаю ещё раз? Это что взаправду может быть? А компот вкусный, уже лучше.

Бабушка забирает поднос, дед подвигает книгу, читает из-за моего плеча, молча как всегда. Бабушка достаёт из сумки толстую картонную папку с чертёжной бумагой, карандаши и коробочку для стружек. У неё с этим строго — поработал, прибери за собой. Ингу наказали, рассказывают они, посадили на цепь, только мне от этого ни тепло, ни холодно, какая разница. Пробую убрать всё в тумбочку.

— Вовка, а тебе не рано такую книгу читать? — Дед читает книгу, хмуро переглядывается с бабушкой.

— Не деда, очень интересно.

— И слова все понятны?

— А кто говорил, что разумный человек может проанализировать и додуматься до сути?

— Ну ладно, человек разумный, постараюсь целую книгу тебе принести.

— Ну, если получится.

А вот и доктор.

— Ну что? Как дела?

— Дела идут, вот уже и обед переработался, краснею я.

— и нужно уединиться и подумать о вечном?

— ну да, смутился я таким объяснениям.

— дак может так же и спроворим?

— а по-другому никак, тут при всех о вечном не раздумаешься.

— ну что внук, рука моя уже не так тверда как в молодости, но на закорках я тебя ещё прокатить смогу, согласен?

— я то не против, а ты как не переоценил свои силы?

— проверим, — дед подхватывает меня под мышки

Оно бы может и весело было, да мне пока как то не очень. Справились и ладно.

— Ну а что бы таких делов не напрягать думаю, вам с утречка лучше будет домой перебраться.

— А можно, — это уже бабушка, можно разве?

— вот ночку ваш боец переночует, а с утречка после завтрака я его потискаю и решим, так что к 11:00 жду с домашними вещами.

Мои ещё посидели, но я так потонул в книжке, что даже отвечал невпопад и они засобирались домой.

Я вижу вещи в ином свете и воспринимаю их по-иному. Я теперь могу воссоздавать жизнь такими средствами искусства, которые прежде были мне недоступны

«Отбой товарищи выздоравливающие, готовимся ко сну» раздалось из коридора. Эх, фонарик забыл попросить, ещё бы почитал. Ну ладно, успею, каникулы ещё длинные.

Сложил книжку под подушку по совету Владимира Ильича, что бы и во сне усваивать и уснул.