Простое море

Иван уходил. После разговоров с ним у Игоря возникало желание немедленно собрать чемодан и уехать. Где-то люди плавают, трудятся, дышат штормовой пылью, утверждают смысл своего бытия на этой земле. А он?..

Однажды, придя домой, Игорь нашел на столе непочатую четвертинку самого дешевого коньяку, под которой лежала записка, написанная прыгающим почерком Ивана: «Куда ты с утра завеялся? Зайду через час. Я написал поэму об аргонавтах. Жажду отправиться в путь. На месте сидеть невмоготу — брюхо выросло...»

Игорь убрал бутылку, расстелил на столе одеяло и стал гладить брюки. Пришел Иван. Он снял пальто, повесил его на гвоздь у печки, поинтересовался:

— Коньяк выдул?

— На диване лежит, — показал Игорь.

— Я ночь не спал, — зевнул Иван. — Вдохновение меня, видишь ли, посетило. Не могло найти другого времени.

— Читать будешь? — спросил Игорь.

— Сначала дай выпить, — попросил Иван. — А то я на ходу засыпаю. И пожевать чего-нибудь дай.

Иван выпил коньяку, сморщился, торопливо стал есть хлеб с сыром. Игорь повесил выглаженные брюки на спинку стула.

— Теперь спать не хочется, — сказал Иван. — Читать тебе стихи?

Иван сел на диван, положил затылок на спинку, прикрыл глаза.

— Читай, — сказал Игорь и тоже сел на диван. — Я люблю миф об аргонавтах, и горе тебе, если ты его испортил.

— Не знаю... Ты так и не видел с тех пор Ирину Сергеевну? — вдруг спросил Иван.

— Нет.

Иван сказал задумчиво:

— Знаешь, штурман, у меня тоже будет когда-нибудь своя Ирина... Хочешь, признаюсь?

— Валяй.

— Мне двадцать пять лет, а я еще девственник.

— Так не бывает, — сказал Игорь.

— Не веришь?

— Хорошо бы так... Меня обольстила судовая буфетчица. В пятнадцать лет. Я любил ее. После этого.

— Это гадко.

— Может быть. В войну она партизанила в Белоруссии. У нее орден Красной Звезды и серебряная партизанская медаль...

— Всякие бывают судьбы, — сказал Иван и вдруг, без паузы стал читать свои стихи. Игорь с удивлением и радостью услышал, что в стихах Ивана уже нет той философической расслабленности, которая губила их последнее время. Ушли из стихов выверты. Строчки дышали романтикой подвига и любви. Велик был подвиг Ясона, велико было его счастье, пока он искал и добивался. Столь же великие беды постигли героя, когда он успокоился в благополучии царствования. С искалеченной жизнью, с опустошенной душой Ясон снова отправляется в путь. Иван ничего не сказал о гибели Ясона. Поэма оборвалась, когда герой увидел на берегу моря свой старый корабль. Что с ним будет дальше?

Игорь сказал:

— Странные вы, поэты, ребята. Пишете красиво, но непонятно.

— Ты хорошо умеешь гладить, — сказал Иван, посмотрев на его брюки с четкой, острой складкой. — А меня разморило. Я посплю, можно?

— Спи. Я сейчас уйду. Вернусь поздно. Попробую сегодня начать устраиваться на работу. Нельзя больше сидеть на месте.

— Верно, — сказал Иван и зевнул. — Ну, иди скорее...

15

На следующий день Игорь получил открытку от Куприяна Купавина. В ней, между прочим, было написано: «Фельетон я дотянул. Работаю с режиссером. Если хочешь посмотреть репетицию — позвони мне как-нибудь с утра или после полуночи... Чем ты обидел Ирину? Она на тебя злится, хоть и отзывается о тебе очень тепло. Ну, звони».

Игорь несколько раз перечитай последние строчки. Конечно, он ведет себя глупо. Если уходить — так уходить совсем, чтобы и памяти не оставалось. Не приходить в редакцию — это не выход...

Вскоре Игорь решился позвонить Купавину. Куприян сказал, что репетиции закончены и в ближайший четверг состоится просмотр. Просмотр был в зале одного из Домов культуры. Игорь пришел чуть позже начала.

— Сейчас будет показываться балалаечник, а потом Куприян...

Игорь обернулся на голос. Сзади сидели Ирина и жена Купавина. Они смотрели на него и улыбались. Игорь протянул Ирине сразу обе руки. Она легонько тряхнула их.

— Здравствуй, пропащая душа...

Балалаечник брал первые аккорды обязательной для балалаечников «Венгерской рапсодии».

— Я каждый день снимал трубку, чтобы позвонить вам, — сказал Игорь. — Но так и не решился.

— Как у тебя дела? — спросила Ирина.

— Прекрасно, — сказал он. — Ушел из пароходства. Собираюсь двинуться на Север.

— Чем тебе плохо было в пароходстве? — удивилась Ирина.

— Не знаю. Вероятно, просто надоело сидеть на месте. А на Севере я еще не был. Пойду взгляну на Арктику...

— Бродяга ты...

— Бродяга.

— Это нехорошо.

— Прекращайте любезничать или немедленно убирайтесь отсюда, — зловеще прошептала Татьяна, когда Куприян вышел на сцену и произнес первые фразы фельетона.

— Уберемся? — спросил Игорь.

— Я хочу послушать.

— Послушаете на концерте.

— Тебя не переспоришь. Ну, пойдем. Только тихо.

Они вышли на улицу и остановились, взявшись за руки, переглядываясь и улыбаясь. Ирина, закрыла глаза и подняла лицо.

— Как оно уже сильно греет, — сказала она. — Я очень люблю солнце!

— А там в зале темно и Куприян несет околесицу, — засмеялся Игорь. — Пошли, пока нас не догнали. Вам не надо на работу?

— Нет, я предупредила. А куда мы пойдем? — спросила Ирина.

— Куда хотите. В ресторан, в кино, в цирк, в Африку...

— Хочу в Африку, — засмеялась она.