Просто жизнь

— Обожди, — поморщился Семен. — Не люблю я этого, вот как не люблю, — он провел пальцем по горлу. — Дураки всю жизнь учатся, дураками и помирают. А я жить хочу, я не дурак. Понимаешь — жить на широкую ногу. Меня опять на «Победу» ставили. Дудки! «Буйвол» взял. Милое дело! Был вон нынче в командировке, думаешь, с пустыми руками приехал! Весной на посевную махну, осенью на уборку. Я честно делаю, не думай. Пустой машину не гоняю. Пойдем к нам в гараж. Я тебя научу. Со мной не пропадешь.

— И пойдем! — захлебнулся от нежности Андрей. — Эх, дружище Семен! Человечище ты! — и полез к Колечкину целоваться.

А тот отмахивался, смеясь:

— Брось ты, дуролом! Тысячи нежностей. Баба ты, ей-богу!

…Утром Андрею было мучительно стыдно за свое поведение у Колечкина. Трещала голова, а тело было как после порки. Тетя Нюра качала головой:

— Мыслимое ли дело так себя изводить? Да ты еще больной. Пожалел бы себя.

Андрей отводил глаза в сторону, уши у него пылали от стыда.

— Ты уж, сынок, воздержись, право дело. Я тебе от чистого сердца советую. Не славно это.

Неделю Андрей не выходил из дома. Читал. Потом ходил в больницу. День выдался теплый, таял снег, бежали ручьи, в воздухе висел весенний перезвон. Конец марта. И захотелось Андрею прогуляться по городу, по самому центру, поглазеть на людей, на красивые здания.

Возле гостиницы «Южный Урал» встретил Семена Колечкина в компании приятелей. Семен был основательно выпивши, обрадовался Андрею, познакомил с товарищами и потянул в ресторан. Отнекивался Андрей, сколько мог. Но их было шестеро, а он один. Не устоял.

Компания шумно ввалилась в вестибюль гостиницы, столпились у гардероба. Андрея окликнули. Кто бы? В этом большом многолюдном городе у него знакомых не было. Наверное, показалось. Но его снова позвал знакомый женский голос.

— Что ты не раздеваешься, голова два уха! — накинулся Семен.

Андрей не слушал его, оглянулся. Глазам не поверил своим: у окна стояла Нина Петровна и улыбалась. Не скоро узнаешь, такая нарядная: в зимнем пальто с черным каракулевым воротником, в пуховой шали, в ботах. А глаза прежние — с затаенной печалью, с невысказанными желаниями. Пухлые губы, подбородок с нежной ямочкой. Семен потянул за рукав:

— Кто это?

— Погоди!

— Хороша, ей-богу. Сок с молоком.

— Брось трепаться! — окрысился Андрей.

Колечкин только свистнул от изумления:

— Ого! У тебя и коготки есть!

Синилов шагнул к Нине Петровне. Она весело прищурилась, словно бы прицениваясь: тот это Андрей или другой, можно с ним вести себя так же откровенно и по-дружески, как на Егозе, или нельзя. Заметила на похудевшем лице волнение, прочла в глазах неподдельную радость, потянулась навстречу ему. Встали друг перед другом, улыбаются и молчат. «Похорошела, — думал Андрей, — даже помолодела, морщинки расправились».

— Торопись, Андрей, а то на буксир возьмем! — крикнул Колечкин.

У Синилова потухла улыбка, взбухли желваки.

— Идемте на улицу, — сказал Андрей Нине Петровне. — Эти друзья действуют на нервы. Она повиновалась, спросила:

— Кто они?

— Пятерых вижу впервые, а с одним в больнице лежал. Ну их! Но как вы сюда попали?

Они выбрались на улицу, окунулись в солнечную многоголосую звень и, подхваченные пестрым людским потоком, поплыли, сами не зная куда.

— Дела школьные, главным образом, — ответила Орлова. — Ну, и обещание хотела выполнить — вас повидать. Собралась искать по адресу, а тут такая удача — увидела здесь.

Взгляд у нее открытый, зовущий. Андрей невольно потянулся к Нине Петровне:

— Дайте-ка я возьму вас под руку. Так удобнее.

— Бориска про вас уши прожужжал — дядя Андрей да дядя Андрей. Все посылал к вам. Вот я и собралась. Благо, весенние каникулы. Адрес Бориска раздобыл, бегал к вашему брату.

Дошли до скверика у почтамта. Андрей притомился. И сознаться неудобно, и идти с каждым шагом тяжелее. Тогда пригласил Орлову к себе на квартиру. Она посмотрела на него с благодарностью. Отозвалась.

— Хорошо. Только зайдемте в номер. Я для вас кое-что привезла.

В номере Нина Петровна вытащила из-под кровати «авоську».

— Бориска пристал: увези дяде Андрею варенье да и только, — улыбнулась она. — Вы сядьте, отдохните немного.

Андрей присел на диван, она — рядом. Посмотрела на него с затаенной улыбкой, потупилась и призналась:

— С того лета, когда встретила вас на Егозе, я какой-то иной стала. Будто в моем окошке тоже зажегся свет. Все время думала о вас. Забывала — напоминал Бориска. Чем вы его приворожили?

— Не знаю, — пожал плечом Андрей. Близость женщины волновала его, будоражила. Да, Егоза! Гористые дали, голубые ветры, чудный аромат земляники. Там-то и появилась эта маленькая, милая женщина, как-то вдруг стала близкой. Жалел ее тогда, а вот сейчас убедился: напрасно. Она не нуждалась в жалости. Ее сердце тянулось к нему, трепетно ждало, что его сердце отзовется, подарит ей не только дружбу, но нечто большее… Это он понял и растерялся. Действительно, было в ней что-то глубокое, нерастраченное: это притягивало. Нет, у него есть Дуся. Она ждет, верит… У них много загадано на будущее.