Просто люби жизнь

Мы только что написали первые предложения книг и передали написанное Фариде. Мы собираемся обсудить их позже на этой неделе. Мое довольно драматично. Оно звучит так: Эмили смотрела на любовь всей своей жизни, и с ее груди капала кровь.

На самом деле я вполне довольна. Думаю, это довольно захватывающе. Почему с груди Эмили капает кровь? Любой читатель умер бы от желания узнать. (Впрочем, я и сама не уверена, что знаю ответ; надо поразмыслить, прежде чем мы перейдем к обсуждению.)

– Я завяз, – с сожалением говорит Голландец. – Не написал ни слова. Мой мозг… – Он ударяет себя кулаком по лбу. – Просто не в состоянии это сделать. Я никогда не был хорош в таких вещах. Дайте мне практическое задание. Или цифры. Я хорошо разбираюсь в цифрах. Но литература… – На его лице появляется страдальческое выражение.

– Ничего, – ободряюще говорю я. – Это придет.

– Хотя это интересно, – продолжает он, как будто решив быть позитивным. – Мне понравилось слушать, что пишут другие. Интересная публика. – Он разводит руки, словно желая охватить всех, кто бродит по двору. – Понимаете, это что-то другое. Иногда полезно выйти за пределы своей зоны комфорта. Попробовать что-нибудь новое.

– Этот дворик прекрасен, не правда ли? – слышу я за спиной голос Писца.

– О, он потрясающий, – отвечает Метафора так громко и решительно, как будто она – единственный человек, который может сказать, что потрясающе, а что нет, и никому другому лучше даже и не пытаться. – Древние потрескавшиеся камни, истертые тысячами шагов, – продолжает декламировать она. – Гулкий монастырь, полный истории. Вокруг – ароматы трав, смешивающиеся с каскадами цветочных запахов, в то время как ласточки мечутся по кобальтовому небу, кувыркаясь и проносясь, как бесконечные стрелы… – мгновение она колеблется, – ртути.

– Точно, – говорит Писец после вежливой паузы. – Как раз то, что я собиралась сказать.

Я хочу обернуться и поймать взгляд Писца, но тут к нам подходит Черный Пояс.

– Привет, – приветствует он Голландца. – Здесь жарко.

Он снял курту, и я стараюсь не пялиться. Но эти мышцы… Никогда не видела никого подобного в реальной жизни. Больше всего он похож на не очень зеленого Халка[15].

– Странно, да? – обращается он к Голландцу. – Все это безымянное дерьмо. Ты что-нибудь написал?

– Нет.

– Я тоже.

– А ты? – Он поворачивается к Лирике, которая подходит к нам со стаканом лимонада.

– Немного. – Она пожимает плечами. – На самом деле это не мое. Я думала, будет интереснее.

Я вдруг замечаю, что она смотрит на Голландца поверх своего бокала. На самом деле она не может отвести от него глаз. О боже. Внезапно до меня доходит ужасная правда: у меня есть соперница. Рыжая соперница с загорелыми руками и ногами постройнее моих.

Я с тревогой смотрю на нее, и Лирика в моих глазах становится еще красивее. Пушистые волосы идеально обрамляют лицо. Она очаровательно прикусывает губу. Она, наверное, выглядит невероятно сексуально, когда занимается кикбоксингом. Конечно, она им занимается.

– Тебе это нравится? – внезапно почти агрессивно спрашивает она Голландца, и он вздрагивает от ее тона.

– Не знаю. Может быть.

– А мне – нет, – категорично заявляет Черный Пояс. – Думаю, мы ошиблись. Может, сорвемся? – обращается он к Голландцу. – Мы еще можем получить компенсацию.

Что?

Паника пронзает меня, но каким-то чудом я выдавливаю расслабленную улыбку. Самую расслабленную.

– Не уходите! – беззаботно говорю я, стараясь, чтобы мои слова были обращены ко всем, а не только к Голландцу. – Дайте себе еще один шанс. Приходите на следующее занятие, посмотрите, что будет дальше.

Фарида бьет в маленький гонг, который призывает нас вернуться в группу, и я вижу, что Голландец колеблется.

– Попробую еще одно занятие, – наконец говорит он остальным. – Пока не буду сваливать. У нас есть время до завтра, чтобы принять решение.

Черный Пояс закатывает глаза, но допивает лимонад и ставит стакан на ближайший столик.

– Как скажешь, – без энтузиазма отвечает Лирика. – Но мне кажется, это довольно дерьмово. Я думаю, нужно потребовать возврата денег. Мы могли бы прямо сейчас пойти в город и выпить. Немного повеселиться. А завтра утром – на самолет.

– Можешь не оставаться, – говорит Голландец, словно оправдываясь. – Но я хочу попробовать. Мне нравится слушать, даже если я не умею писать. Может быть, усвою несколько советов.

Он поворачивается и направляется к двери, ведущей в наш учебный зал. Лирика мгновение наблюдает за ним, щелкает языком как будто в отчаянии и вместе с Черным Поясом идет за ним следом.

Она идет так близко к нему.

Когда мы занимаем свои места, я украдкой бросаю на нее несколько взглядов, а она, совершенно точно, смотрит только на Голландца. Это так глупо. Так очевидно. Я имею в виду, это неуместно, если вам интересно мое мнение. Это литературный ретрит.