Просто Иван (СИ)

   Все штабные офицеры смотрели на выскочку с небольшой толикой сочувствия - чужак хоть и не прижился в коллективе, но всё-таки.... Да и выделенных сил для успешного выполнения задачи, было явно недостаточно. Но и обвинить полковника фон Барнхельмома в том, что он не выделил для Пауля необходимое количество солдат, было невозможно. Другой вопрос в их качестве: то, что в этих подразделениях только одни не обстрелянные новобранцы, вряд ли будет фигурировать в последующих отчётах, регулярно уходящих как в Минское гестапо, так и генерал-комиссару Вильгельму Кубе.

  Глава 23

   Тяжело загруженные трофеями люди шли всю ночь, и только под утро обессиленные партизаны остановились на привал. Не разводя огня, бойцы расположились на небольшой поляне, и благодаря свету предутреннего неба, устроили толи очень поздний ужин, толи слишком ранний завтрак: впрочем, это никого не интересовало, так как утомлённые люди машинально поглотили пищу, даже не чувствуя её вкуса. После чего, те, кому повезло оказаться в свободной смене, уснули ещё до того как их голова успела коснуться сидора, заменявшего им подушку, остальные взяв оружие, разошлись по постам. Однако отдых не удался, через полчаса, когда уже почти рассвело, Иван, поняв свою оплошность, разбудил всех бойцов и заставил их переместиться под укрытие крон деревьев. Он мысленно ругал себя самыми последними словами, клял за то, что расслабился и допустил привал группы на открытом месте: пролети над ними воздушный корректировщик и всё, на их след будет наведено сразу несколько групп охотников. Которые вполне могут рыскать по округе в их поиске.

   Впрочем, из партизан никто не высказал по поводу преждевременной побудки ни единого слова - по крайней мере вслух. Однако и после этого долго отдыхать не пришлось: хотя по плану, привал должен был продлиться до обеда. Всё произошло по знаменитому закону бутерброда.

   - Бах. Не прошло и минуты снова. - Бах. Ещё небольшая пауза и немного приглушённо раздаётся новый винтовочный выстрел,- бах. Без всякой команды все бойцы проснулись и рассредоточились, занимая круговую оборону.

  - Семён. - Громко позвал Иван проводника, однако тот не откликнулся, пришлось позвать повторно. - Сёмка, бегом ко мне!

  - Ага. - Отозвался подросток, и уже через несколько секунд подполз к командиру. - Я тут, Иван Иванович.

  - Как ты думаешь, далеко отсюда стреляют? И насколько близко от нас какое либо поселение?

  - Судя по звуку, пуляют рядом. Скорее всего, на дороге ведущей к Бытень, это единственный тракт по которому туда можно добраться.

  - Ясно. - Тихо прошептал Непомнящий: в этот момент он усиленно думал. - Что за стрельба? Для боя она слишком редкая. Если только загонщики не палят в небо: стараясь таким образом погнать мой отряд в засаду. В любом случае нужно посмотреть на этих неспешных стрелков, а затем принимать решение о дальнейших действиях моей группы.

   Иван посмотрел на своих боевых товарищей: они напряжённо прислушивались к редким выстрелам.

  - Федя, слушай меня. Берёшь трёх бойцов и идёшь в авангарде. Сёмка, Быков, Евстигней, охраняете Ромашова и наши вещи. Остальные, выжидают минуту, и идут со мною. Всем быть готовым отразить любое нападение.

   Сказано, сделано. Быстро избавившись от лишнего груза, пополнив боезапас и запихав немецкие колотушки за пояс, партизаны двинулись на выстрелы. Как оказалось, проводник был прав, на любителей пострелять на лесной дороге вышли довольно быстро. Однако то, что открылось взору партизан, было жутко, страшно, нереально и одновременно мерзко. На дороге стоял легковой Хорьх защитного цвета. Его водитель старательно протирал ветошью лобовое стекло. Время от времени он прерывал своё занятие, присматривался; находил участок стекла, который ему казался недостаточно чистым и с рвением достойным похвалы тёр, тёр, тёр. Возле машины стояли двое: немецкий офицер - лейтенант и лысый мужчина, крепкого телосложения, средних лет. Одет он был в гражданский костюм и эта, столь контрастирующая меж собой пара, о чём-то неторопливо беседовала. Во время беседы, немец держал себя немного надменно, и временами, брезгливо морщась, посматривал через плечо своего собеседника. Крепыш наоборот, нервно и показательно услужливо кивал головой, мял в руках поля своей шляпы и явно боялся оглянуться назад.

   Вот как раз там и происходило самое мерзкое действие. На обочине, недалеко от двух телег запряжённых двумя чахлыми, рябыми лошадёнками лежали голые тела расстрелянных людей. Среди них можно было увидеть и мужчин, и женщин, особо жутко смотрелось крохотное детское тельце, лежащее поверх остальных убитых. Рядом с расстрелянными мирными жителями: на самой дороге возвышалась куча с вещами, в которой ворошились около десятка молодчиков, одетых в немецкую униформу. Судя по говору, это были местные коллаборационисты, и они увлечённо делили вещи только что убитых ими людей.

   Еле сдерживая бушующую в груди ярость, Иван прошептал: