Просто Иван (СИ)

   Как ни старался вспомнить, но момент, когда пуля попала Непомнящему в трицепс, Ваня не смог - не до того было. Когда прорыв состоялся, и прошла горячность боя, он ощутил что ему больно шевелить рукой. Но продолжая вспоминать и анализировать события прошедшего боя, он не сильно обращал на это внимание. И когда Михеев почти на ухо прокричал:

  - Командир, у тебя вся рука в крови! Он как капает! Дай гляну! ...

   Вот тогда, Иван и почувствовал, что плечо не просто простреливало болью на любую попытку им пошевелить, ещё рану сильно щипало - видимо в неё попадал пот или ещё чего-то. И вот, когда обработка и перевязка были почти закончены, у Фёдора сдали нервы. Вот тогда, он и сорвался на Ромашова.

  - Владимир Анатольевич, вы ведь у нас тоже водитель, так что смените Ромашова. - С того места где сидел Непомнящий ему было хорошо видно водительское место, и он прекрасно видел, каким бледным был танкист как он часто тряс головой и щурил глаза, было понятно, что ему как минимум, был срочно необходим отдых. - Только поживее: долго стоять на месте нам никак нельзя.

   Броневик остановился слишком резко. Кто-то не удержался и упал, были и те, кто подтверждая закон инерции - больно приложился ... проще говоря, после такой остановки, все ругались знатно: на зависть портовым рабочим. Прошлись матом, начиная от родственников пресловутого водителя и особого мнения относительно навыков его вождения, заканчивая упоминаниями всех святых. Особенно в этом искусстве выстраивания нецензурных слово оборотов усердствовал Быков. Во время движения, бедолага стоял возле заднего люка, поэтому пролетел добрую половину десантного отсека и не расшибся только благодаря тому, что удачно на кого-то упал. А Ромашов, как ни в чём не бывало, пробубнил:

   - И правда командир, замени меня. Голова кружится, перед глазами всё плывёт, мочи нет терпеть такое. Могу в любой момент отключиться.

   Стоянка немного затянулась, так как слева по движению, лес немного отступил, образуя некое подобие чистенькой полянки и было единодушно решено, пользуясь вынужденной остановкой, упокоить на ней своих убитых. Так что вскоре все те, кто сильно не страдал от ран, имеющимися в броневике лопатами выкопали могилу на троих погибших товарищей. Дело в том, что смертельно раненый Леонид Григораш почил через десять или пятнадцать минут после того, как отряд с боем вырвался из окружения. Пока копали могилу, Фёдор, он же в этом выходе и зам Ивана, и наскоро подготовленный Смирновой санитар, ещё раз проверил, всем ли нуждающимся в полном объёме была оказана необходимая помощь. Судя по его довольной мимике, благодаря которой у Ивана возникла ассоциация, что в этот момент, Михеев стал похож на кота, которому удалось безнаказанно полакомиться забытой на столе сметаной. В общем, судя по его блаженной улыбке, в помощи больше никто не нуждался.

  - Ну что Федя, много у нас потерь? - Поинтересовался командир у своего подчинённого, когда тот повторно его осматривал и поморщился от весьма болезненного надавливания, вызвавшего боль, в весящей на перевязи руке.

  - Трое погибли, а ранены все - без исключения: даже меня слегка задело. Слава богу, серьёзных ран больше ни у кого нет. - Вот только Ромашову нужно как можно больше лежать. Пуля чиркнула по голове: коробочку не пробила, но подозреваю, что всё окончилось сотрясением мозга. Наш малой проводник рассказывает, что когда он заглянул в БТР, то притаившийся в кузове немец, как раз собирался добить лежащего без сознания Ромашова. Ну а наш малец, с ходу приложил фашиста прикладом твоей винтовки. После чего привёл Ваську в чувства...

   Видимо сообразив, что сболтнул лишнее, Фёдор стушевался - что было на него не похоже и, понизив голос проговорил:

  - Только Иванович, ты это. Мальца то, шибко не ругай. Он знаешь как по этому поводу переживает, он видел как ты бережно относишься к своей мосинке. Вот и грызёт ногти в ожидании неизбежного нагоняя.

  - Не переживай. Я его за то, что он спас жизнь своего боевого товарища даже поощрю.

   Далее. Стоя над погребальным холмом, Иван, держа траурную речь, клятвенно пообещал, что смерть его боевых товарищей будет отомщена, и это не было пустыми и пафосными словами. Чувство, грызущее сердце и вопящее: - 'Почему ты жив, а они нет?! Что ты сделал не так"?! - Это чувство металось, терзало грудь, требуя выхода. А им, могла быть только месть тем, кто принёс войну на твою землю, как говорится - око, за око. И желательно, взыскать с виновных по этому счёту, с лихвой. Как бы не кричали либералы будущего о том, что призывы убить немецкого фашиста там, где ты его увидел антигуманны. Но те, якобы хорошие ребята, на своих штыках несли смерть и страдания - так что они о каком гуманизме к этой вооружённой своре не может быть и речи. Сострадание и прочее будет после: когда враг будет обезоружен, или обе стороны перестанут смотреть друг на друга через прицел. И не секундой ранее.