Голос мужчины стал странно холодным и отстраненным, что Давид сразу же заметил. Это вдруг напомнило ему о воротах и мостике, по которому Джилл запретили переходить, но он не решился заговорить о них, потому что вид мистера Джека совсем к этому не располагал.
— Но, мистер Джек, это такое прекрасное место! Ох, вы и не знаете, насколько оно прекрасно.
— Неужели? Значит, оно тебе так нравится?
— Да, очень! Но разве вы… никогда его не видели?
— Ну почему, полагаю, я его видел, Давид, но очень давно, — пробормотал мистер Джек с поразившим Давида безразличием.
— А вы видели ее — мою Госпожу Роз?
— Н-ну да… думаю, да.
— И это все, что вы помните? — негодующе спросил оскорбленный Давид.
Мужчина хохотнул — и Давиду не понравился этот короткий и натужный смешок.
— Но, позволь узнать, ведь ты же почти помахал мне, правда? А почему все же не стал? — спросил мужчина.
Давид вдруг выпрямился. Он инстинктивно почувствовал, что Госпожа Роз нуждается в защите.
— Потому что она этого не захотела, так что я, конечно, послушался, — ответствовал он с достоинством. — Она забрала мой платок.
— Я в этом не сомневался, — сквозь зубы пробормотал мужчина. И снова громко рассмеялся, отворачиваясь.
Давид принялся спускаться по ступенькам, смутно недовольный собой, мистером Джеком и даже Госпожой Роз.
Глава XVI
Воздушные замки Давида
Вернувшись из «дома, который построил Джек», Давид решил сосчитать золотые монеты. Мальчик извлек их из-за книг, разложил рядками. Как он и полагал, их было сто. Точнее, сто шесть. Это порадовало Давида. Ста шести определенно хватило бы «для начала».
Давид закрыл глаза и вообразил, как это могло бы быть. Вновь учиться скрипке, слушать хорошую музыку, быть с людьми, понимающими, что он говорит, когда играет! Вот что значит «начало» — так сказал мистер Джек. И золото — круглые сияющие монетки — могло принести ему все это! Давид собрал маленькие кучки в звенящую горку, вскочил, сжимая в обеих руках богатство, которое вдруг так полюбил, и принялся выделывать озорные коленца, весело звеня монетами. Потом он сделался очень серьезным, снова сел и принялся собирать золото, чтоб спрятать.
Он будет мудрым и разумным. Он подождет, пока настанет подходящий момент, и тогда уедет. Но сначала расскажет об этом мистеру Джеку и Джо, и Госпоже Роз, и семье Холли. Только сейчас у него, кажется, есть настоящая работа, и, делая ее, можно помочь мистеру Холли. Но потом — например, когда наступит сентябрь и настанет пора идти в школу — ему говорили, что это необходимо — он расскажет им обо всем и вместо школы уедет. Он еще подумает. Тогда ему, наверное, уже поверят и не подумают, что он украл это золото. Теперь август, так что он подождет. Но пока уже можно вообразить — всегда можно вообразить чудесные вещи, которые в один прекрасный день принесет ему золото.
Даже работа теперь не казалось Давиду трудной. Утром он должен был собирать граблями сено, следуя за работником с тачкой. Вчера ему это не очень понравилось, но сейчас… сейчас ничего не имело значения. Довольно вздохнув, Давид снова спрятал драгоценное золото за книгами в шкафу.
На следующее утро мальчик обнаружил в своей скрипке новую песню. Конечно, он не мог ее сыграть — точнее, почти не мог, пока не пришло четыре часа пополудни, потому что мистер Холли не любил игру на скрипке по утрам даже в дни, не принадлежавшие только Господу. Слишком уж много было работы. Давид мог сыграть всего несколько нот — очень-очень тихо, но и этого хватило, чтобы понять, какая это будет прекрасная песня. И мальчик с самого начала знал, о чем она расскажет: о золотых монетах и о будущем, которое они принесут. Весь день дразнящая мелодия кружилась у него в голове и, танцуя, ускользала. Однако Давид был безоблачно счастлив, и, несмотря на жару и усталость, день прошел очень быстро.
В четыре часа он поторопился домой и быстро настроил скрипку. Тогда она и пришла — танцующая, дразнящая фея — и радостно сдалась на милость скрипичных струн, чтобы Давид в точности узнал, как чудесна эта мелодия.
На следующий день песня послала его к Госпоже Роз. На сей раз мальчик нашел ее у дверей сада. Как всегда, не церемонясь, он сразу же обрушил на нее поток слов:
— О, Госпожа, Госпожа Роз, — я все выяснил и пришел, чтобы рассказать вам.
— Что такое, Давид? О чем ты? — мисс Холбрук была явно сбита с толку.
— О часах, ну, вы знаете — о безоблачных часах. — Вы сказали, что у вас они все пасмурные.
Лицо мисс Холбрук побелело.
— Ты хочешь сказать, что выяснил, почему они все… все пасмурные? — спросила она, запнувшись.
— Нет, о нет, этого я и вообразить не могу, — заверил ее Давид, энергично замотав головой. — Просто я понял, как сделать все свои часы солнечными, и вы тоже так можете. Вот и пришел.
— О, — воскликнула мисс Холбрук, и довольно строго сказала:
— Давид! Разве я не просила тебя не вспоминать об этом на каждом шагу?