– Значит, он должен найти убедительные доводы, – приободренный согласием оппонентов, Константин Петрович принялся развивать свою мысль. – А так как девочка не заинтересована в сексе, потому как ее ставка в игре значительно выше, то аргументы мальчика должны быть более чем убедительными, так?
Алина с Владиславом снова принялись кивать, как китайские болванчики.
Константину Петровичу нравилась роль умного генератора глубоких идей.
Он словно бы наблюдая себя со стороны, подхватил одну коленку руками так, что ладони образовали замок, и принялся раскачиваться взад и вперед, как бы демонстративно подчеркивая всю мучительность творческого процесса, что сродни потугам роженицы.
– Мальчик может уговорить девочку двумя путями, – сказал Константин Петрович. – Во-первых, он может купить доверчивую девчонку, как это у нас теперь говорят, развести на любовь. То есть заставить ее поверить в то, что дико любит и готов жениться.
– Ну уж! – недоверчиво воскликнул Владислав. – Такая она дура!
Но ничуть не смутившись, Константин Петрович продолжал:
– Нет, не дура, а наоборот, расчетливая и даже адекватная, если мальчик ей на пальцах объяснит, что шансов у нее получить приз мало, дескать, ему известно, что руководство сериала и телеканала уже решило дать приз другой, а приз будет только один. Поэтому пятьдесят тысяч, то есть половина от ста тысяч Казановы за секс и дефлорацию, лучше, чем ничего, плюс женитьба и семья, что всегда было мечтой любой девчонки.
– Ну загнул! – всплеснув руками воскликнул Владислав.
– А что? – хмыкнула Алина. – Мне нравится.
– А давайте спросим покупателей в наших магазинах! – предложил Константин Петрович и вдруг, хлопнув себя по лбу, вскричал. – Дурак, дурак, как я раньше-то не додумался?
Алина и Владислав настороженно поглядели на Константина Петровича.
– Надо сделать вторую студию, надо сделать вторую студию, – два раза нервно повторил он. – Я найду денег у итальянцев, я найду, и мы переселим всю команду в магазин "До-До", и будет стеклянная витрина, из-за которой покупатели смогут смотреть на участников шоу, хотя бы на кухню и в гостиную к ним.
– Ну уж! – воскликнул Владислав. – Посреди шоу переселять участников из гостиницы "Космос" к вам на проспект Мира? Это не реально!
– Тогда с завтрашнего дня… – Константин Петрович сделал многозначительную паузу. – С завтрашнего дня давайте делать съемки в магазине на проспекте Мира, съемки с посетителями, будем брать у посетителей, у покупателей интервью по поводу шоу, что они думают про шансы пар, про шансы сговора. Про шансы последней девственницы? Расходы на это… – он выделил слово "это". – Расходы на это я выделю из нашего местного бюджета, а насчет переезда шоу из "России" в магазин "До-До" на оставшийся игровой месяц я буду разговаривать с итальянскими партнерами. …
– У меня голова болит от этого "До-До", – сказал Владислав Борщанскому.
– Мы тебе ее отрежем, – сказал Борщанский, положив Владиславу руку на плечо. – Зачем нам такой главный редактор, у которого голова болит от спонсорских денег?
2.
Выдержки из дневника участницы риэлити-шоу "Последняя девственница" Русалочки.
Пишу…
Он рассказал мне, о чем он мечтает.
Либо он больной, либо он…
Либо он просто несчастный.
Никто его по-настоящему не любил.
И даже эта взрослая женщина, которая теперь уехала к своему мужу в Австралию, и ради которой Иван пошел сюда сниматься, она не любила его.
Я не верю в такую любовь.
Замкнутое пространство студии обязывает, вынуждает к тому, чтобы либо полюбить, либо возненавидеть.
А христианская сущность души однозначно определяется в этом выборе в сторону любви.
Мне трудно удержаться от раздражения в отношении совершенно чуждых мне по культуре Бармалея и Белоснежки, и поэтому я дважды благодарна Ивану, что он научил меня переводить мою раздражительность в юмор.
Иван.
Он такой замечательный.
Он такой тонкий и ироничный. И вместе с тем такой беззащитный.
Эта взрослая женщина, как ей было не стыдно?
3.
– Как тебе было не стыдно? Ты взрослая женщина! – спросил ее Макаров, поднимаясь и поддергивая трусы. – Ведь если брать во внимание вашу разницу в возрасте, то это педофилия с геронтофилией, а если за смягчающее обстоятельство принять твои нежные чувства к нему как нереализованное материнство, то и тогда плохо, потому что тогда это почти инцест.
Макаров глумился.
Но Марии Витальевне было не до конца понятно: глумится он, издевается, или ее Макаров серьезен и того и гляди убьет ее.
И даже когда, поддернув трусы, Макаров запел нарочито дребезжащим голосом, дабы походить на серьезного оперного исполнителя, Мария Витальевна не была до конца уверена: шутит он, или в самом деле ревнует неверную жену так, что готов на радикальные меры. А он пел:
У Мака-а-арова была жёнушка – он ее любил, Она спуталась со студентиком – он ее убил.
И в землю закопал.
И надпись написал, что!
У Мака-а-арова была жёнушка – он ее любил…
Но день прошел, а Мария Витальевна покуда еще была жива.
– Слушай, – всплеснув руками. спохватилась Мария Витальевна. – А я ведь тебе на двадцать третье подарок приготовила.