Прости мне мои грехи. Книга 2 (СИ)

      Хочется поднять ее за шкирку, прижать к стене и грубо оттрахать, доставляя боль, и даже не думать о ее удовольствии.

      Только утолить чертову жажду этого тела.

      Плотское, отупляющие чувство. Жажда потреблять, пожирать, пользоваться.

      Вся моя сущность жила лишь этими инстинктами.

      Я будто бы был зверем в теле человека.

      - Еще одно слово и твоя голова будет у меня ме...- Моя рука со шлепком опустилась на ее запястье и сжала его.

      Ребекка встрепенулась и посмотрела на меня.

      Напуганная, сломленная... И нежная.

      Взгляд ее был до дрожи. Взгляд, способный достучатся до другого внутри меня - человечного.

      Я резко приближаюсь к ней, и она съеживается в клубок, готовясь к удару, плевку или грубости.

      Жмуриться, как ослабевший котенок, загнанный в угол.

      Но тут...

      Мои губы неловко упираются в ее пальцы. Костяшки, заледеневшие от воды, но не лишенные бархатности.

      Робко целую их, словно в тумане. Не думаю, просто целую мелкими, короткими движениями.

      Гребанная нежность.

      Я не хочу ее чувствовать.

      Отвратительное чувство поклонения, превознесения. Неужели она всегда чувствует это рядом со мной?

      Как она тогда живет, терпя все то, что я с ней делаю?

      Глупая...

      - Глупая. - выдыхаю я, поднимаясь к лицу девушки. Ребекка закрывает веки - наверное, чтобы убедиться, что это не сон.

      Я и сам думаю, что сплю, когда прижимаюсь губами к ее закрытым глазам.

      Затем вновь беру в руки застывшие ладони и подношу ко рту трясущиеся пальцы.

      Хрупкая девочка. Которую я разбил.

      Я выключил воду, но так стало только холоднее.

      - Ты же простудишься.

      - Лучше это, чем быть "в тебе".

      Я понимаю, о чем она.

      - Ты не убежишь от этого, не спрячешься. Я быстрее. - Ухмыляюсь, поднимаясь на ноги. Тяну ее за собой, понимая, что мы оба похожи на промокших идиотов.

      - Мне с тобой так плохо. - Она вдруг прижимается лбом к моей груди, и ее плечи начинают содрогаться. - Мне так плохо из-за того, что ты там... Внутри.

      Ну вот, начала разводить сопли.

      Я и сам допустил их, только что облизывая ее пальчики.

      Черт, слишком много для одной ночи

      - Я еще не внутри.

      Но Ребекка пропустила мой сарказм мимо ушей, разглядывая свои руки. Она смотрела на них так, будто между ее пальцами вдруг появились перепонки – со страхом и отвращением.

      Взгляд, который хорошо был мне знаком.

      - Кровь… - тихо прошептала она, сжимая и разжимая пальцы. – Я отравила ее… Отравила… Ты знаешь…

      Я вдруг вспомнил истерику Ребекки посреди дороги. Стеклянный от переизбытка кайфа взгляд и то, как бесстрашно она выбежала на проезжую часть.

      Под кайфом инстинкт самосохранения отключается сам по себе, кажется, что ты вдруг начинаешь понимать все.

      Как устроен этот мир, как все бренно и бессмысленно. Глупая иллюзия, которая никогда не заменит жизнь.

      Болезненную и все же настоящую.

      - Знаю. – Ребекка вздрагивает еще сильнее, будто не ожидала услышать мое подтверждение.

      - Я не могу... – Ее голос становится сиплым, едва слышным. – Простить.

      - Отпусти это.

      - Я отравила человека! Ты же сам… Сам называл меня уб… - Она не договорила, потому что я перебил девушку, отрезвляя резким тоном.

      - Да, говорил! Но не потому, что я так действительно думаю. А потому что хотел… Хотел, чтобы ты боялась меня.

      - Но ты был прав.

      - Беа, я был там.

      Судорожно вздыхаю, вспоминая тот день, когда меня привязали к столбу на каком-то Богом забытом поле, и то, как Мелани нашла меня.

      Она мне нравилась.

      Единственная, кто считал меня особенным, а не изгоем. Единственная, кто мог съязвить Ребекке Картер.

      Но несмотря на то, что я так долго мучал Ребекку этим бессмысленном шантажом просто ради того, чтобы издеваться над ней и причинять боль, я знаю: она не убивала ее.

      По крайней мере, не так, как она думает.

      - И я видел, что это был ее выбор – принять таблетки. Твой выбор был проигнорировать то, как ей плохо. Это не убийство.

      - Это не так… - Она скрыла свое лицо волосами, по-видимому пытаясь скрыть от меня свои слезы.

      - Если что-то может пойти не так, оно обязательно пойдёт (Закон Мерфи). Знаешь, это не я придумал. – Ребекка подняла на меня карие глаза, и я замер, будто бы прочитав ее мысли.

      Она не может себя простить.

      Как и я не могу простить себя за все поступки, что совершал в порывах, овладевающей душой жестокости. Винил ли я себя в них?

      Разумеется.

      Я искренне верил в то, что я псих, и страх мой был настолько велик, что я предпочитал постепенно становиться монстром, чем как-то противостоять этому.

      Мне казалось, что настоящая борьба только ускорит процесс.

      И, однажды, я уже не смогу быть таким спокойным рядом с Ребеккой.

      Я буду всегда выламывать двери. Я буду брать в руки лезвия и слепо, не замечая ничего вокруг, править ее.

      Я буду ревновать Бекку к каждому, кто на нее взглянет или невзначай затронет, проходя мимо.

      Потому что больше чем управлять, я люблю подавлять ее.

      И в то же время, это убивает меня в такие минуты, когда я вижу ее настолько сломленной.

      Я вдруг осознал, что только что подарил ей больше свободы – теперь она понимает, что все мои угрозы не более, чем приманки, на которые она велась в два счета. И теперь, когда она знает правду, я не смогу применить это оружие вновь.

      Плевать.