— Я те проведу! — хмыкнула она и погрозила пальчиком, потом показала головой на лежанку: — Ложись давай!
— Уже?.. Ты погоди, — понял я. — Мне сбегать кой куда надо, а то оконфужусь тут в бессознанке.
— Беги, дурень! — разрешила Лена, пробормотав вслед: — Какая ж тут бессознанка? Сплошная беспросветная сознанка.
А у меня в процессе справления нужды вертелись в голове строки Вознесенского:
Только не душа — совмещенный санузел, про нее мы ничего толком не знаем, а сам человек… Некоторые и не совмещенный вовсе, а типичное отхожее место… Душик еще, что ли, принять напоследок, дабы чистым предстать?.. Душ не душ, а руки и морду помыл.
— Ну, все? — хмыкнула Лена. — К делу…
Я начал раздеваться, и тут обоняние принялось подавать мне тревожные сигналы…
— Нет, Ленош, — решительно заявил я. — Я так не могу! Я должен искупаться! Я ж, пока ты… не мылся вовсе, боялся отойти… Что ж мне теперь — лежать и вонять?..
— Лучше не надо, — принюхавшись, согласилась она. — Спасибо, что подумал об этом. Иди, только быстро.
Наш санузел был не совмещенный, а смежный — с отдельными дверями для каждого функционала. Я помылся, вытерся, а одеваться не стал — что уж там… Будто мы не любовники. А время дорого.
— Хорош, — одобрила Лена и подтолкнула меня к лежанке.
Телу было удобно.
Она ввела мне в вену нанодатчики, и, пока они распределялись по организму, оборудовала меня с головы до ног макродатчиками — и контактными, и бесконтактными. Слава инженерам — сейчас для снятия электроэнцефалограммы не требовалось вводить в мозг электроды. Все, что имеет изменяющийся электрический потенциал, излучает, и измерение этих излучений — задача уже научно-техническая, на данный момент решенная.
Лена запустила программу тестирования аппаратуры и подмигнула мне заговорщицки.
— А ты что, так и будешь голышом тут сидеть? — по-хозяйски поинтересовался я.
— А что?
— Да тут быки в камуфляже временами шастают… Им вредны такие зрелища.
— Жадина… Ладно, тебя отправлю в мир иной, облачусь в халат. Потом, если все нормально будет, а оно будет нормально, переоденусь в свое. Пока предоставлю тебе возможность унести с собой мой прекрасный образ…
Унес, не надорвался. После психопаузы, которой не почувствовал, но знал, что оная существует, первое, что я увидел, был ее светящийся образ во всей ошеломительной красе. Не только «светлый лик», который на экране выглядел на несколько порядков тусклей, но и все остальное, что я впитал взором, уносясь.
Я даже не покосился на оставленную духом собственную живую плоть. Мне сейчас, чтобы попасть в мир иной, надо зацепиться за память о прошлой смерти давно уже мертвой плоти. Из живой — туда пути нет. Хотя сие — более позднее объяснение, в тот момент я об этом не знал. Я не мог оторваться от созерцания Световой Леноши и не мог не броситься к ней. Это даже не магнит, а Светлый Коллапсар.
— Ух, облобызаю! — успел я услышать издевательскую телепатограмму и меня поцеловали…
— Жив, Ромашка? — услышал я заботливое вечность спустя.
— Уж и не знаю, как это у вас называется, — ответил я, выныривая из нирваны. Хотя нет — нирвана, теоретически, — вечное бесчувствие, а я был в вечном блаженстве, жаль, так недолго. — Жив ли, мёртв ли или ни жив, ни мертв?
— Недолго? — усмехнулась Светлая Леноша, услышав мои сетования. — Век прошел, однако, человеческий.
— Как это? Я не вернусь в свое время? — честно испугался я.
— Смотря, кто есть ты? Ромашка вернется на свою грядку. Во-первых, здесь свои законы времени, во-вторых, век прошел не с твоей, а с его смерти, — мысленно отослала она меня к тому, кто стал проводником моим в этот мир. И тут я его почувствовал во всей глубине. И весь мой духовный оргазм, как корова языком слизнула… И лепешкой сверху припечатала.
Тому, с чьим духом я сейчас воссоединился, еще было по-человечески страшно. Он прихватил этот страх из жизни, с которой только что расстался. А поскольку праведником не был, будучи профессиональным душегубом, наемным убийцей то есть, а официально — палачом, то и получить на этом свете предполагал по заслугам, ибо «не убий!» в первых номерах греховных идет. Мне даже любопытно стало: на кой ты злодействуешь, раб божий, если ожидаешь неминуемой страшной расплаты за это? И тут же понял: на той, что лишая жизни, чувствуешь себя равным богу или черту, то есть существом, стоящим над человеком. Раб всегда жаждет возвыситься до хозяина, но так и остается вздрюченным рабом. А высота пугает перспективой низвергнуться.