Прости, если сможешь

При встрече Дима тут же оттянул за руку Милу в сторону и начал что-то шептать ей на ухо. Елена Степановна поздоровалась со мной и с улыбкой наблюдала за детьми, ожидая, когда они насекретничаются и обратят на неё внимание, чтобы познакомиться. Нам нужно было их оставить, поэтому мне пришлось прервать секретный разговор.

— Мила, нам с папой нужно ненадолго уйти. Познакомься с Еленой Степановной. Она — Димина няня, я тебе о ней говорила. Вы втроём немного погуляете, пока мы с папой зайдём вон в ту дверь. Хорошо?

Дочка, увлечённая разговором с братом, неохотно повернулась.

— Хорошо-хорошо, мамочка. Я буду послушной.

Пока мы не вошли в здание, я несколько раз оглядывалась. Мила всё также о чём-то увлечённо беседовала с Димой, а Елена Степановна за ними наблюдала.

Я волновалась. Когда мы ждали под дверью кабинета, Макс это заметил.

— Почему ты волнуешься? Мы же всё обсудили. Договор стандартный. Ты его сейчас ещё раз спокойно перечитаешь. Всё, что вызовет сомнения, ты сможешь обсудить с нотариусом.

— Макс, скажи, в чём подвох? Ты ведь что-то затеял?

— Аня, никакого подвоха. Я виноват перед дочерью и пытаюсь исправить свою ошибку.

— А как же твоя идея-фикс о мести мне?

— Мы договорились в наши отношения Милу не вмешивать.

Я хотела было выразить своё недоверие, но нас пригласили в кабинет. Там нам дали ознакомиться ещё раз с подготовленным для нас договором. Текст был типовым, мне его Паша уже показывал, и мы с ним все пункты детально разобрали. Ничего нового или опасного для себя я там не заметила.

— Скажите, пожалуйста. Если мы сейчас подпишем этот договор, то будет ли у отца какая-то другая возможность забрать у меня дочь?

— В договоре прописано, что он должен быть пересмотрен, когда дочери исполнится 10 лет, а затем — 14 лет. И тогда ваше решение вкупе с её мнением может стать другим.

— А до того?

— Он всегда может подать в суд и потребовать изменить место проживания ребёнка.

Паша мне об этом говорил. Все эти договора и даже решения суда не были панацеей и не могли в полной мере обезопасить меня от действий отца Милы. Но имея на руках такой договор, я хотя бы в данный момент получала необходимые мне права на дочь. Поэтому я дрожащей рукой поставила свою подпись.

Когда мы выходили, Макс сказал:

— Я — не такое чудовище, как ты думаешь. Даже несмотря на твоё подлое предательство в прошлом, я готов идти тебе на уступки ради благополучия нашей дочери. Но я тебя предупреждаю, что этот договор будет действовать лишь при условии, что ты будешь одна. Если я увижу рядом с моей дочерью постороннего мужика, я сделаю всё, чтобы забрать её. Я не буду её ломать, но приложу все усилия, чтобы она сама захотела уйти от тебя.

— Ты опять мне угрожаешь?

— Нет, просто заранее оговариваю условия нашего дальнейшего совместного родительства. Поверь, ты — последняя женщина, от которой я бы хотел иметь ребёнка. Но раз уж так сложилось, то нам обоим придётся идти на некоторые компромиссы ради дочери.

Этот разговор не на шутку меня разозлил. Как он вообще посмел требовать от меня отказа от личной жизни? Почему я должна была лишать себя возможности выйти замуж и построить семью?

— Тебе не кажется, что ты слишком много от меня требуешь? И ты, и я, вполне возможно, со временем попытаемся построить семьи.

— Аня, а ты почитай в интернете, как ведут себя некоторые отчимы с падчерицами! Я даже теоретической возможности этого не допущу!

— Почему ты думаешь, что меня могут окружать только такие уроды, как ты с Глебом?

— Аня, почему ты каждый разговор о Миле сводишь к прошлому? Я же сказал: дочь в наши с тобой разборки мы вовлекать не будем.

— Потому что всё это выглядит так, будто ты всех меряешь по себе.

— Прекрати. Я перед тобой извинился и объяснил, почему так себя тогда повёл. Что мне ещё сделать, чтобы ты перестала меня этим попрекать?

— Ладно, давай закроем пока эту тему. Мы всё равно не придём к общему знаменателю. Я пока не собираюсь выходить замуж. И просто приводить кого-то домой тоже.

— У тебя кто-то есть?

— А это уже моё личное дело, это тебя не касается.

— Ошибаешься, очень даже касается. Я хочу знать, кто проводит с моей дочерью время.

— Успокойся, никого я к дочери не вожу.

Мы подошли к детям. Они прыгали возле лавочки, на которой сидела Елена Степановна.

— Мамочка, Дима сказал, что мы пойдём на карусели!

Мы с Максом заранее об этом не договаривались. Но вряд ли сейчас стоило демонстрировать какое-то недовольство. Раз Мила хотела, значит, надо было идти.

— Папа, мы идём?

Макс отпустил Елену Степановну, и мы поехали катать детей. Настроения развлекаться совсем не было. Хотелось завалиться дома на диван с чашкой сладкого чая и оплакивать свою жизнь. Предъявлять претензии было некому — я сама была во всём виновата. И день за днём вот уже сколько лет платила за свою ошибку.

Наверное, не надо было злить Макса. Стоило сказать, что отношений с мужчинами у меня нет и, скорее всего, никогда не будет. Мне хватило одной неудачной попытки и последовавшей за ней депрессии. Больше экспериментировать не тянуло.