Прости

- Перед смертью дед просил отдать вам вещи, которые попали к нему после вашего ареста. Я принес картину Милявского "Девушка в саду", серебряную брошь...

- Попали? - усмехнулся второй сын Пешкина, не дав договорить гостю. Которые он украл, когда засадил их хозяина!

- Что, совесть замучила? - язвительно вставил младший брат профессора. - Решил, что отдаст и на том свете зачтётся?

- Нет. Не решил. Он не мог отдать раньше. Боялся этим испортить жизнь своей семье.

- А испортить жизнь тысячам невиновных, которых он посадил в тюрьму, не боялся?

- Он всю жизнь служил во внешней разведке. Для него эта работа и была жизнью. Его подпись ничего не меняла, всё уже решили за него.

- Меняла не меняла! - зашелся праведным гневом младший брат Пешкина.

- Он испугался! А за его трусость страдали другие! Такие как он всю жизнь живут за чужой спиной. Когда страна воевала, он в тылу сидел. Мы с голоду пухли, а в его семье маслице не переводилось!

- Зачем вы так? - сокрушенно оправдывался Алёшка. - Бабушка, в 34-м спасла семьдесят шесть детей в Казахстане. Через стеклянную трубочку, отсасывая из их горла дифтеритную плёночку. Дед столько раз жизнью рисковал, что вам десяти жизней не хватит.

- Жизнью... Чьей жизнью?! - не унимался младший брат.

- Цыц! - крикнул молчавший до этого Пешкин, стукнув кулаком по столу.

Да так сильно, что цветы чуть не выпрыгнули из вазы. - Разошелся! Может, забыл про заговор физиков?

- Но... - собрался оправдываться младший брат. Ему не позволил старший.

- Вот и помалкивай! Молодой человек, пройдемте в мой кабинет.

У окна стоял большой дубовый стол, на нем -зелёная лампа. В кабинете профессора Алёшка увидел много книг, в основном по медицине. Книги были везде: в шкафах, на столе, на подоконнике.

- Да. Жизнь они мне, конечно, попортили, - сказал Пешкин. - Но на твоего деда я зла не держу. По его глазам было видно, как ему это всё противно. Ведь он, на самом деле, разведчик. А на разговоры эти плюнь. Я в жизни еще и не такое слышал.

- Да, всё понятно, - сказал Алешка. - Может, по этому дед сам и не смог, попросил меня все отдать.

- Как он?

- Вчера умер.

- Годы... - вздохнул Пешкин. - Ты сказал, что принес брошь.

- Да. Вот она, - Алёшка достал из кармана серебряную брошку, украшенную разноцветными камушками, и положил на стол.

Пешкин протянул к ней заметно подрагивающую руку. Губы его дрогнули, на глазах навернулась слеза.

- Вот за это спасибо. Эту брошь мама подарила Любушке, жене моей, покойнице, на свадьбу. Да-а. Хорошее дело ты делаешь. И прости за то, что услышал.

- Вам ли просить прощение?

- Не тебе отвечать за деда. От того, что они сказали, даже мне стало противно.

Через десять минут Алёшка и Пешкин вышли из кабинета. Когда они проходили мимо гостиной, кто-то, из сидящих там, бросил вслед:

- И хватило же совести прийти.

Остановившись в дверях комнаты, Алёшка увидел дюжину глаз полных ненависти.

- Информация к размышлению, - сказал Алешка. - Два года назад картина Милявского "Закат у старой мельницы" была оценена в Париже в семьдесят три тысячи долларов. Не продешевите, - сказал и ушел.

Родственники Пешкина так и остались сидеть с медленно открывающимися ртами. Именно такими застал их Пешкин старший.

- Ты помолчал бы про бумажки и про трусость, - сказал он, глядя на младшего брата. И добавил, обращаясь ко всем присутствующим: Интеллигенция! Вашу мать! Порядочность человека определяется совсем не наличием шляпы.

Алёшка сел в машину и долго не пускал двигатель. "Господи! Это только первый, а их еще полная машина..."

1997 год