Он почувствовал, что пора выбираться из душа. Поёжился под острыми струями с чередующейся пульсацией воды и шагнул, не вытираясь, на мягкий красно-коричневый коврик. Постоял, наслаждаясь ощущением холода на сохнущей коже. Раздражённо сдвинул коврик из-под ног в сторону: его прилипчивое тепло мешало сосредоточиться, пока тройные лезвия, направляемые жёсткой рукой, оглаживали щёки. Оглядел придирчиво себя в зеркале, задирая голову, чтобы увидеть шею.
Когда он вышел, запахивая халат, наткнулся взглядом на серьёзные глаза Николь.
– Есть хочешь? – Поинтересовался он, присаживаясь на край кровати, чтобы немного приблизиться к ней и рассматривая её. – Доброе утро.
Выглядела она усталой, немного бледная, круги под глазами. Кивнула, чуть улыбаясь. Джеф снова спросил:
– Как дела? – Она поморщилась. Ясно. Дела неважнецкие. – Что болит?
Николь помолчала, прислушиваясь к себе.
– Всё: спина, нога, бок, – усмехнулась она и летуче-досадливо поморщилась: – А, неважно.
Джеф мгновенно разозлился. Медленно вздохнул, раздувая ноздри и считая про себя, чтобы успокоиться. Ладно, нога – понятно: с таким-то ударом. Спина тоже объяснимо в принципе, судя по её биологическим часам. Но бок-то здесь при чём? Он, осторожно дотронувшись до её руки, сказал, даже не подозревая, насколько у него изменилось лицо.
– Важно. Давай посмотрим, – и не дожидаясь согласия, тихонько снял с неё одеяло.
Николь, стеснённо рассматривая выражение его глаз сочла, что лучше не спорить. Вся её левая нога, расцвеченная разной величины синяками приобрела весьма устрашающий вид. Опухоли на кости не помог и лёд – тут дело было совсем худо. Джеф взглянул на неё, чувствуя, как дрожат пальцы и в душе плещет огненная, как расплав, ярость.
Николь сама была поражена таким зрелищем: ошарашенно подняла на него глаза, приоткрыв рот. Он спросил, намеренно тихо, стараясь не пугать её ещё больше и с усилием разжимая зубы:
– Т-ты уверена, что ты просто упала? Может, он тебя всё-таки п-побил?
– Нет-нет, что ты! – Торопливо заверила его Николь, явно потрясённая собственной метаморфозой. – Нет. Я правда упала – поскользнулась и просто съехала на боку по лестнице вниз.
– Р-раздевайся, – с таким же выражением лица велел Джеф и сам начал помогать снять футболку. Она молча подчинилась, растерянно поглядывая на него. – Что ещё болит? Ложись-ка.
Его руки мягко вынудили её лечь на правый бок. Николь слушала над собой его дыхание, пока он осматривал её бок и спину. Было приятно, как он пыхтит над ней, его размеренные длинные вдохи и короткие выдохи всегда успокаивали её. Потом она почувствовала на себе его ладони и просто лежала, расслабившись, наслаждаясь тем, насколько лёгкими и нежными могут быть его твёрдые пальцы. Лежала тихо, привычно не шевелясь и рассказывала, понимая, что Джефу необходимы вразумительные объяснения:
– Понимаешь, это не совсем падение, если уж честно. Я просто прыгнула. Мне хотелось поскорее убежать, ничего не слышать, ничего не видеть. Я так торопилась и просто прыгнула вниз, как прыгают с вышки в бассейне: бежать было так долго и время тянулось так медленно. У папы было так много слов в запасе, а я хотела, чтобы всё скорее закончилось. Он мне надоел своими придирками. Прыгнула и мне стало всё равно, что со мной будет. Я тогда всё забыла, даже тебя, даже маму, не было вокруг ничего, только равнодушие. Хорошо ещё, что я на лестницу прыгнула, я так думаю, а могла и в проём, чтобы уж наверняка сократить расстояние. Да там на журнальном столе внизу ваза стояла, я подумала: "разобью", представила, как взорвётся этот хрусталь, когда я приземлюсь. Не люблю я битые стекла с некоторых пор.
Он знал, с какого времени она не любит битые стекла. Тонкие полоски шрамов на ногах от некоторых порезов с осени так и остались. Джеф, едва прикасаясь к ней, делал ей массаж, разминая мышцы и пытаясь справиться с клокочущей внутри яростью. Молчал, потому, что просто не мог говорить. Николь тоже замолчала, только иногда чуть постанывала под его ладонями. Её откровенность совсем ничего ему не объясняла. Он не имел никакого права не верить ей. Глотал расплавленный в горле комок эмоций, вспоминая вчерашнего ночного спокойного Тома, хлопающего себя по карманам. По нему нельзя было сказать, чтобы он был зол или стыдился. Обычный, улыбающийся Том.
По отметинам на теле Николь Джеф ничего не мог понять о характере её падения – он же не судмедэксперт. Заставить её пройти освидетельствование? Она ни за что на это не согласится. Он понимал почему: это очень громкий скандал. Привлечение внимания общественности.
Тогда вытащат кучу грязного белья – журналисты мастера откапывать забытые истории. Не поздоровится никому: ни Тому, ни Марине, ни Николь, ни Джефу. Встряхнут все родственные связи до энного колена. Свои скелеты в шкафу Джеф знал поимённо. А сколько их может оказаться у Тома?
Прошло не меньше нескольких длинных минут пока он овладел своим голосом. Прижался лбом к её спине, потёрся лицом о бархатистую кожу, шепча хрипло:
– Бедная моя девочка. Моя маленькая упрямая девочка.
7