Простая формальность

Отыскав бумажник, Эл счел за лучшее поскорей убраться с пляжа. Он взял ее за руку и потащил по дюнам к автомобилю. Они поехали к мотелю у Риверхеда, хозяевами которого оказалась пожилая чета индийцев. У жены из-под искусственной шубки виднелось сари. Муж, кланяясь и потирая худые смуглые руки, приветствовал их в своей пустой гостинице. Оба они, как и вообще все люди иных рас и наций, волею судеб оказавшиеся в Америке, чувствовали себя неприкаянными и подавленными перед лицом охватившего страну повального рождественского безумия. Им все это было чуждо. Единственная веточка остролиста, наспех примотанная к кассовому аппарату, говорила красноречивее всяких слов.

В отведенном им бунгало стояла двуспальная кровать, тумбочка, дверцы которой не закрывались, и маленький столик с клеенчатой, прожженной сигаретами скатертью. В Синтии сразу же заговорило чувство вины. Что я делаю, твердила она про себя, надо немедленно возвращаться домой. Девочки там одни, тихо спят в своих кроватях и видят во сне прекрасных волшебниц. Они все еще требовали, чтобы она клала подарки им в чулки. Утром приедет ее мать и привезет сливовый пудинг, который она целый месяц пропитывала бренди. На входной двери рождественский веночек, а под ним на крыльце ярко-красные резиновые сапожки Бет и Сары.

Эл повесил куртки в так называемый гардероб, попросту говоря — вешалку, прикрытую дешевой пластиковой занавеской в синий цветочек.

— Давай уйдем отсюда, — предложила она Элу. — Давай вернемся на берег, — и будем кричать, перекрикивая ревущий океан, а может быть, не раздеваясь вбежим в воду, заранее набив карманы камнями, и утопимся, как Вирджиния Вульф и другие безумные женщины.

— Полно, Синди. Я уже заплатил за комнату. Давай используем ее на все сто, — ответил он, кладя руку ей на грудь, целуя ее и подталкивая тихонечко на покрытую ворсистым покрывалом кровать.

Нет, да, не могу, ладно. Противно все. О Боже… Эл, Эл, Эл!

Потом — тили-бом, тили-бом, тили-тили-бом! Он включил радио. Невыносимо жизнерадостная музыка заполнила всю комнату, словно запах аэрозоля, вытесняя ее стоны и мысли, как посторонние малоприятные запахи. По ковровой дорожке пробежал таракан, и затем она услышала, как в ванной скребутся мыши. Началась реклама масла для нагревателей. Эл перевернулся на спину и мягкими ладонями погладил ее влажные от пота обмякшие бедра.

Ей хотелось вместе с ним снова оказаться в дюнах — бегать, прыгать от радости в промокших, запачканных песком куртках, как это делают первооткрыватели, достигшие заветной цели своего путешествия, края земли, того места, где, по представлениям древних, непременно сорвешься в пропасть и упадешь прямо в объятия Сатаны, — и там обнаружишь, что даже здесь, на краю бездны, твоим глазам по-прежнему открывается одна только неизвестность.

И после всех этих мыслей очнуться в грязной комнате мотеля, кишащего мерзкими насекомыми (небось и в матрас забрались) — было от чего прийти в смятение. Она застонала, вздрогнула, заворочалась в постели рядом с Элом. Она, большая грешница, чувствовала себя как никогда беспомощной.

Не сердись, не грусти, нет причин для тоски — Санта Клаус к нам в город идет. Иде-е-е-ет!

Музыка гремела то ли в соседней квартире, то ли в другой комнате, то ли у нее в голове.

Воспоминания об океане и о том, как Эл терпел ее вопли и крики (правда, если по справедливости, он потом вознаградил себя в постели), вызывали у нее приступ чудовищной тоски, ностальгии по чему-то ушедшему безвозвратно.

Закрыв глаза, она приказала себе прекратить бессмысленное самокопание, иначе никакие транквилизаторы не помогут, а она очень на них рассчитывала.

В два часа она все еще спала. Ее разбудил стук в дверь. Потом послышался громкий встревоженный голос ее матери, в котором нетрудно было уловить упрек.

— Клэй приготовил тебе такие прекрасные подарки. Он со мной делился. Слышишь? Вставай быстро! — Она говорила так, словно ее взрослая дочь опять превратилась в девочку.

Синтия отделалась от нее так же, как в детстве, воспользовавшись простейшим приемом — не отвечать. В последний раз она запиралась в своей комнате, когда ей было лет десять, но сейчас, в свои тридцать восемь, лежа в постели, оцепенев от злости и наглотавшись транквилизаторов, она решила прибегнуть к старому испытанному способу. К тому же теперь она могла продержаться подольше, возраст тоже имеет свои преимущества: к спальне примыкала ванная с туалетом. Она налила себе виски и, потягивая его, целый час просидела в горячей воде, по плечи погрузившись в душистую пену.

В четыре часа Клэй сделал попытку заставить ее выйти.

— Звонила Нэнси и сказала, что не придет, так что все в порядке. Когда ты появишься?

— Завтра. Уходи.