Улыбнувшись впервые с тех пор как она спустилась вниз, Синтия поднялась и быстро подошла к нему, опрокинув по пути букет искусственных цветов на кофейном столике. Рассеянность? Неловкость? Такой он ее еще не видел. Может быть, это от любви? Во всяком случае, вид у нее был абсолютно счастливый.
Клэй обнял ее крупное, упругое тело и погрузился в беспредельное блаженство. Они тесно прижались друг к другу, ощущая ток крови по жилам и разливающееся по телу тепло.
Он не сразу понял, что Синтия продолжает ему что-то объяснять. Голос ее звучал приглушенно — она говорила, уткнувшись носом ему в плечо:
— Не забывай, что нас трое. Девочек надо будет отправить в колледж. Им ни за что не получить стипендию, если я буду замужем за таким богатым человеком, как ты. А Джон скорее всего перестанет платить алименты, как только им исполнится восемнадцать. Прости, что я сейчас тебе об этом говорю.
— Нет, нет, правильно, ты правильно делаешь. Я же люблю тебя. И девочек люблю, и сделаю для них все, что смогу.
Они еще немного постояли обнявшись, как бы снимая напряжение. Наконец Синтия высвободилась.
— Хорошо, что мы обо всем договорились. Мне теперь намного спокойнее. — Опустив голову, она шмыгнула носом и откашлялась. — Господи, мне так хочется немножко счастья!
Он взял ее за подбородок и повернул к себе. Глаза ее были взволнованы и полны слез. Она пыталась справиться с собой и не могла. И тут Клэй почувствовал внезапный холодный ужас. В его душу закралось страшное подозрение: неужели, несмотря на свою видимую заурядность и непритязательность, на атмосферу надежности и покоя, которую она, такая большая и уютная, распространяла вокруг себя, — неужели Синтия по натуре ничуть не лучше прочих женщин?
Глава вторая
Проведя почти все утро в размышлениях о том, не заработает ли она рак кожи на предательском флоридском солнце, а также о том, какой презренный тип Клэй Эдвардс, Мэрион испытала радостное облегчение, когда ровно в полдень увидела мужа. Он шел к бассейну по выложенной каменными плитками дорожке, и она, лежа на животе под пальмами, должна была приподняться на локтях, чтобы увидеть мужа в полный рост. Его худое мускулистое тело всегда доставляло ей радость.
Хэнк шагал, то и дело задевая головой листву кустов, слишком буйно разросшихся вдоль дорожки к бассейну. На нем был легкий серый костюм; и хотя он надел его только утром, брюки уже имели довольно мятый вид, а рубашка у воротничка была несвежая из-за его привычки без конца расстегивать и застегивать верхнюю пуговицу. Хотя он сделал блестящую карьеру, вид у него всегда был немного обтрепанный. Может быть, именно поэтому он нравился не только Мэрион, но и профсоюзным лидерам, — неясно только, как он ухитрялся преуспевать в своем бизнесе.
Узнав за завтраком, что сегодня Мэрион не сможет работать, так как у нее сломалась машинка, он догадался, что она скорее всего решит позагорать у бассейна. И вот он бросил свои бесконечные важные заседания и презентации и примчался за двадцать миль, чтобы просто побыть с ней. Мэрион все еще не верила своему счастью — найти такого человека, как Хэнк!
Она поднялась ему навстречу. Ее бледное, намазанное маслом для загара тело поблескивало на солнце. Гимнастика и постоянное нервное напряжение помогли Мэрион сохраниться лучше многих сверстниц; она носила эластичные купальники и никогда не забывала втягивать живот. Когда она улыбалась, вокруг глаз собирались морщинки, а шею портили три отвратительные поперечные складки. Она хотела сделать себе подтяжку, но Хэнк заявил, что докторская степень и пластическая хирургия — две вещи несовместные. Она уважала такие парадоксальные суждения и пошла на компромисс, ограничившись небольшими инъекциями силикона.
— Господи, как я рада тебя видеть, — сказала Мэрион. — Сегодня звонил Клэй. Догадайся, зачем?
— Зачем? — спросил Хэнк, поцеловав ее в щеку и слегка замаслив при этом губы.
— Он женится на женщине с двумя детьми.
— Потрясающе! Кто она? — Хэнк снял пиджак и положил его на спинку шезлонга.
— Некая Синтия Мур. Она из Велфорда, представляешь? Из местной знати. Он познакомился с ней прошлым летом, когда плавал на яхте по «нашим старым любимым местам», как он изволил выразиться.
— А ты ее тоже знаешь? — поинтересовался Хэнк.
— У нее магазинчик на Главной улице, называется «Приют гурмана». Я смутно припоминаю пышную блондинку за прилавком. С коровьими глазами.
— С коровьими? Ну, ты несправедлива.
— Ничуть. Одна мысль о том, что Клэй опять нацелился на семейное счастье, выводит меня из себя.
Ее неутихающая, яростная злость на Клэя была излюбленным предметом шуток и полусерьезных обсуждений, которые их обоих развлекали. Хэнк не очень верил в то, что Мэрион действительно ненавидит своего бывшего мужа. Ему было непонятно, как можно подолгу испытывать какое-то негативное чувство, не стараясь его подавить или дать ему выход. Но он любил поддразнивать Мэрион, посмеиваться над ее злостью, как посмеиваются над какой-нибудь безобидной привычкой, вроде привычки есть в постели мороженое.