Простая формальность

— У тебя такой довольный вид, — только и выговорила она. Отвернувшись, она сполоснула свою чашку.

Что делать, если человек решает быть честным с самим собой с опозданием на месяц?

Клэй поднялся, подошел к раковине и поцеловал Синтию в шею.

— Давай еще разочек, а? Отметим конец медового месяца? — Он прижался животом к ее ягодицам.

Синтия послушно качнулась к нему, когда его крупные руки обвились вокруг ее талии. Было не так уж и противно. Он человек добрый. Нужно выполнять свою работу.

Наверняка со временем она научится контролировать себя и скрывать то раздражение, которое она испытывала, подавая ему кофе, и сейчас, когда он терся об ее зад — круглый, пухлый, очень даже приятный зад, как ей об этом не раз говорили мужчины. Все-таки это лучше, чем переживать, что снова подорожал кофе, что дорожает все вокруг, даже свобода, и лучше, чем быть по ночам одной.

Факты таковы: у нее нет никаких талантов. Она никогда не могла бы войти в ту небольшую группу женщин, которые считают, что мужчина — это роскошь, а не предмет первой необходимости, группу женщин вроде миссис Ганди, Тэтчер или Луизы Невельсон или вроде всех этих деловых женщин, уверенных, улыбающихся, жестких (такой, она надеялась, станет когда-нибудь ее Бет). Ей самой было далеко до этих потрясающих женщин. Она, Синтия, была обычной разведенной женщиной из Велфорда, у которой двое детей, которой нужна нормальная семейная жизнь, свой мужчина, то есть более привлекательная для нее сторона медали — если представлять в виде медали человеческую жизнь.

Синтия повернулась и обвила шею Клэя руками. Вид у него был совершенно счастливый. Как ему повезло найти жену, которая знает, что ему нужно! И готова ему это дать.

Я не должна его разочаровывать, думала Синтия, расстегивая его ремень. Казалось бы пустяк, а какую он вызвал реакцию! Клэй сдавил ее в объятиях, прижав к своей выпуклой твердой груди, и проговорил почти со всхлипом:

— О, Синтия, мне так хорошо! Я так благодарен судьбе, что нашел тебя!

Двадцать второго ноября был продан «Приют гурмана». Синтия поехала в Велфорд на новом «мерседесе» Клэя. Ей хотелось переночевать в своем старом доме, но Клэй и его коллеги устраивали ужин, на который были приглажены и жены.

Агент, который продавал магазин, предупреждал ее, что покупателя удастся найти не раньше чем через несколько месяцев. Однако — вы только представьте, себе, миссис Эдвардс! — Фред Абернети сразу захотел его купить. Фреду уже принадлежало кафе-мороженое и бюро путешествий в Велфорде, и, по отзывам, он был настоящий царь Мидас: все, к чему он прикасался, превращалось в золото. И это лишний раз подтвердило, что старая миссис Мур была права и Синтия сделала глупость, так легко отказавшись от магазина.

Фред, которого она знала со школьных лет, пришел в вельветовых брюках и куртке на молнии. Теперь это был бледный пухлый мужчина в очках. Пока они ждали, когда адвокаты покончат с бумагами, он сказал Синтии, что у него масса планов, как сделать «Приют гурмана» по-настоящему прибыльным, как он все наладит и выжмет из этого участка все, что можно. Магазин расположен в таком удачном месте, что он удвоит, а то и утроит ту прибыль, которую получала Синтия.

Синтия смотрела на него и кивала после каждого его слова, но когда чек был у нее уже в руках и все документы подписаны, она сказала:

— Может, секрет успеха «Гурмана» не только в его местоположении, но и во мне тоже?

— Не-a, — сказал Фред и засмеялся. Потом он пригласил ее перекусить в придорожный ресторанчик. Синтия отказалась. Она обещала матери приехать к ней на ланч.

Выплатив банковскую ссуду, Синтия положила остаток на свой счет, и теперь у нее было пять тысяч сорок три доллара двадцать два цента в банке плюс дом. Ей очень хотелось взглянуть на свой дом, посмотреть, как они с ним научились обходиться друг без друга. Она ехала со скоростью шестьдесят миль в час по пустым ноябрьским улицам. Полицейские ее не останавливали. Посмели бы они! В эти минуты она чувствовала, что ей закон не писан. Она спешила на свидание со своим домом, целиком во власти неведомых дум и несбыточных желаний. Деревья на улицах были голые и напоминали скелеты, ветер сырой и резкий, а небо — цвета алюминия. Прекрасно. Все под настроение.

Медный молоточек на входной двери начал тускнеть, а лужайка, покрытая опавшими листьями и полусгнившими сливами, пожухла, пожелтела и заросла. На глаза навернулись слезы. Синтия сморгнула, подавила вдруг подступившее откуда-то из живота опасное желание вернуться назад, в то время, когда она еще не спустила с лестницы Эла, не повстречала Клэя, не рассталась с магазином, в общем, вернуться назад.