«Ну да, где дверь, там и пуля. Много, не много, а жить каждый хочет», – ворчливо ответил ему Тимофей, но тут же признал, что другого выхода нет, и они стали прикидывать последовательность действий, сводящую к минимуму фатальный риск.
В конце концов, операция была разработана и получилась вовсе немудреной. С кем-то должен был случиться приступ – нервного удушья или астмы; на это мог «клюнуть» их сторож – преждевременная гибель одного из заложников едва ли входила в планы «главного». Кандидатура «заболевшего» обсуждалась весьма горячо – именно ему выпадала задача первым вступить с охранником в борьбу, чтобы лишить того подвижности хоть на короткий миг, пока ему на спину не бросятся остальные. Каждый рвался в герои, в том числе и Елизавета, утверждавшая не без оснований, что от нее, как от женщины, меньше всего ожидают каверз, а вцепиться во врага всеми конечностями она может не хуже, чем любой из них. Трое мужчин, однако, сказали ей непреклонное «нет», а следом отмели и кандидатуру Тимофея, очевидно представлявшего для бандитов самую «серьезную» фигуру. Вообще, недомогание, как любая случайность, должно было произойти с тем, кто и попал сюда случайно. Из таковых оставались Николай и Фрэнк, и выбор, вполне логично, пал на последнего – как на иноземца, организм которого может выкинуть фортель, столкнувшись с суровостью русских реалий.
Царьков бесцеремонно поинтересовался у Уайта Джуниора, не спасует ли тот в последний момент, на что Фрэнк отреагировал весьма страстно, обидевшись на такое недоверие. Но Елизавета тут же погладила его по плечу, и Николай с Тимофеем сделали вид, что верят в него, как в себя, так что он успокоился и даже несколько побледнел от гордости. Роли остальных распределили быстро, и на этом обсуждение завершилось – на деловой, пусть и тревожной ноте. «Чья возьмет, та и домой пойдет, – хмуро сказал Царьков. – Будем стараться, а то ведь и убить могут», – и все промолчали, окончательно осознав, что угроза реальна и близка.
Осуществлять задуманное решили через час – приступ «болезни» вряд ли мог произойти так сразу. «Эй, охрана!» – крикнул Тимофей и потом, когда никто не отозвался, заорал совсем уже во весь голос: – «Юрец!» – и заколотил кулаками в дверь. «Проверка связи», – шепнул он остальным, подмигнув, когда за дверью раздались шаги и недовольный голос: – «Чего шумишь?»
«Когда с главным говорить будем, Юрец? – спросил Царьков развязно. – Сколько можно людей держать, они вообще ни при чем».
«Для кого Юрец, а для кого Юрий Сергеич, – прогудел охранник из-за двери. – Ты не хами, а то станешь у меня смирным – в момент. С главным будешь говорить, когда тот захочет. Сиди пока, береги здоровье…» – и шаги стали удаляться вверх по лестнице.
«Есть контакт», – удовлетворенно сказал Тимофей и сел рядом с Елизаветой на диван.
«Болит?» – спросила она участливо, показывая на рассеченную щеку.
«Да ну, ерунда, царапина, – отмахнулся он. – Ясности никакой, вот в чем беда. Чтоб людей красть – тут и понятий таких нет, но башку-то ведь все равно отстрелят взаправду!»
«Знаешь, – сказал ему Крамской с соседнего дивана, – я конечно лунатик по-твоему, но признаюсь: мне все это не странно. Чего-то я подобного ждал – хоть конечно и не в такой форме. Твоей жизни я не знаю, а в моей теперешней как-то все вдруг перекосилось и напряглось – и несет меня неизвестно куда, и толкает, и тянет…»
«Нет-нет, ты не думай, – добавил он спокойно, заметив, что Тимофей ухмыляется с неприкрытым сарказмом. – Я вполне адекватен, я быть может нормальней тебя. Но что-то высшее давно от меня чего-то хочет – и никакой неадекватности в этом нет. Я знал: в этой поездке произойдет нечто, и может завеса приоткроется наконец – так вот оно, наверное, и происходит, несуразное, со своим смыслом. Или, может, это с тобой шутит сила, а ты гадаешь по своим слабым меркам?»
«Да уж, сила, гиперборейский петух, – пробормотал Царьков, обнимая Лизу за плечи. – Ты мне мистику не гони, ты ж не поп. Если выберемся, я все свои каналы подключу – пусть ищут. Не люблю, когда меня железкой бьют по скуле. Небось, конкуренты скрытые, о которых я не слышал… – Он покачал головой, словно в раздумье, и прибавил: – А в твои материи верится с трудом. Сдается мне, высшим силам не до нас, а в такое играть и вовсе не по чину. Лев, знаешь ли, мышей не давит».
«Так что, Николай, может это мы из-за Вас тут страдаем? – спросила вдруг Елизавета с вызовом. – Зря Вы, значит, на нас наговаривали».
«Не стоит путать следствие и причину, – ответил Крамской холодно. – А также случай, сопутствующий месту – если логически замкнуть. Если бы не вы и не ваша свадьба, я б, быть может, имел приключение куда менее опасного свойства. А уж наш американский друг и подавно».