Проснуться живым

Что касается качества упомянутых факторов, то у этих девушек оно было едва ли не самым высоким из всех, какие мне приходилось видеть. Поэтому я счел вполне оправданным некоторый сумбур в голове и неуверенность насчет того, вызван ли этот сумбур ядом или девушками.

— Мы все так смущены и испуганы, — промолвила Сильвия — блондинка с волосами оттенка дикого меда и глазами цвета моря у Капри. — Я так рада, Шелл, что вы берете на себя командование.

— Я тоже рад. Ну, девочки, так что произошло?

Я получил десять ответов и не понял ни одного.

— Так не пойдет, — заявил я. — Выберите представителя.

— Вы наш представитель.

— Ну, тогда представительницу. Создадим маленькую республику по половому принципу. Вы выбираете представителя женского пола, который будет говорить от имени всех вас. Я буду говорить от своего имени. Так мы все выясним и заодно докажем, что женщины должны иметь право голоса.

— Но мы все женского пола.

— Так тоже не пойдет. Это доказывает, что руководить должны мужчины. Лула!

Я повернулся к шоколадной красотке с бархатными глазами, которая днем возглавляла нудистскую дискуссию у Кэссиди, а позже возглавила марш «Граждан ЗА». Я уставился на ее высокие тяжелые груди, гибкую талию, плоский живот...

— Да?

— Что «да»?

— Вы сказали «Лула».

— Да, сказал. Голосовать мы не будем. Я выбираю вас, Лула, в качестве представительницы вашего пола и рупора всех присутствующих здесь других женщин. Договорились?

— Не понимаю, о чем вы.

— Неужели тут все чокнулись, кроме меня? Я хочу, чтобы вы рассказали мне, что произошло! Как вы оказались в церкви, где вы сбросили одежду, куда делись репортеры и телекамеры, почему вы вопили как безумные и чем вы вообще занимаетесь?

— Так бы сразу и сказали. — Лула переступила с ноги на ногу, положив ладонь на аппетитно выступающее левое бедро. — Ну, мы все прошли по Филберт-стрит и поднялись к церкви. Я начала снимать свитер — вы знали об этом?

— Я в курсе.

— Мы все решили встать обнаженными перед церковью Лемминга. Устроить нечто вроде пикета. Теперь этим занимаются не только профсоюзы, но и школьники, профессора, фермеры, учительско-родительские ассоциации, бедняки, богачи — кто угодно. Они проделывают разные чудные вещи — некоторые из них выглядят довольно безобразно, — но никого никогда это не беспокоит. Почему же мы не могли просто сбросить одежду? Это, по крайней мере, не выглядело бы безобразным.

— Ваши доводы впечатляют. Но вы забыли одно скверное правило. Вы можете маршировать, пикетировать, захватывать университеты, взрывать здания, поджигать банки, стрелять в полицейских и пожарных, вытворять все, что хотите, — если это на благо человечеству, — но только не прибегать к сексуальным методам. Все сексуальное — аморально. А вы должны признать, что выглядите в высшей степени сексуально — даже в одежде.

— Надеюсь — в этом-то и вся идея. Мы пришли сюда требовать права быть сексуальными и пользоваться эровитом, если хотите. Все мы — члены «Граждан ЗА» и выступаем за эровит, за секс, за здоровье, за жизнь...

— В том и состоит все ваше преступление.

— Короче говоря, я начала раздеваться, но мне не позволили. Правда, не сразу. Оператор прекратил снимать, а парень, который всем руководил, сказал, что мы должны оставаться одетыми, иначе нас не покажут по телевидению. Такое они не могут показывать, а то сотни людей пришлют миллионы возмущенных писем, его уволят, телекомпания прекратит существование, правительство падет, и весь мир превратится в хаос.

— Возможно, он хотел как лучше.

— Наверняка. Потом он позвонил в студию и сказал, что если мы все еще хотим это проделать, то постарается вернуться и договориться с председателем другой телекомпании...

— Так я и знал! Именно это я и говорил Эду.

— Затем к нам вышел пастор Лемминг — он уже был в церкви, когда мы пришли, — и поднял страшный шум. Сказал, что если мы немедленно не уберемся со священной земли и его личной собственности, то он нас арестует, засадит в тюрьму и даже сожжет и извергнет. Не знаю, что он подразумевал под словом «извергнет».

— Зато я знаю. Примерно то же, что и под словом «сожжет». Правильнее было бы сказать «извергнет и сожжет», но это не важно.

— Ну, все забеспокоились. У пастора Лемминга много влияния...

— Не так много, как он хочет заставить нас думать.

— Когда пастор пригрозил нас сжечь, люди были готовы разойтись. Это не так забавно.

— Кто знает. А что, неподалеку от Фестуса уже что-то горело?

— Кинотеатр в Лос-Анджелесе. Там давали двойной сеанс — «Делайте, что хотите с вашими штучками» и «Приправа для придурков». Я даже не знаю, о чем эти фильмы.

— Не думаю, чтобы я хотел это знать.

— Ну, кинотеатр сгорел. Еще до того около сотни членов лос-анджелесского Эдема Церкви Второго пришествия вошли внутрь и стали орать на зрителей. Были даже драки. «Лемминги» пикетировали кинотеатр, когда он загорелся, но я не думаю, что это они его подожгли.

— Я тоже не думаю. Возможно, это сделала молния.