Проснись душа, что спиши

Повесив на верёвку полотенце, Виктор направился во двор к Петровичу. Забора между участками не было по той причине, что он с течением времени превратился в труху, и начал разваливаться. Восстанавливать его не стали, поскольку смысла в этом не было никакого. Каких-то земельных споров между ними не возникало в принципе (как-то даже в голову не приходило), посему труху разобрали, сожгли, и на этом вопрос был исчерпан. Да и хозяйство у них было общее: два десятка кур, три хрюшки, да огород. Холостякам вполне хватало. Была в хозяйстве и старенькая, но вполне добротная «Нива», на которой они, время от времени, наведывались при необходимости в город. Петрович регулярно, раз в месяц, посещал церковь – исповедоваться и причаститься. Виктор, хоть и утверждал, что в Бога верит, но в Церковь заходил только затем, чтобы поставить свечку. Всё остальное считал ненужным. Петрович не разубеждал его. Вера – дело сугубо личное. После службы отправлялись по магазинам, закупали всё необходимое и возвращались домой. Неудобства, связанные с отсутствием свежего хлеба, вынудили их купить хлебопечь и выпекать хлеб дома. Так что, в основном, покупали что-то по мелочи, если дело, конечно, не касалось таких вопросов, как строительство бани. Петрович, понятное дело, получал пенсию, а Виктор зарабатывал на пропитание то сбором ягод и грибов, то строительством бань или даже домов. Работать в городе Виктор не мог чисто по финансовым соображениям. Только на бензин уходило бы больше половины зарплаты, так как на хорошо оплачиваемую работу по причине недавнего возвращения из «мест не столь отдалённых» его не брали, поэтому и пришлось выбрать такой способ заработка. Трудновато пришлось только в первый год такой жизни. Ни ягодных мест не знал, ни заказов особенных не было. За год только одну баньку и поставил. Однако банька настолько удалась, что на следующий год от заказчиков не было отбоя, поэтому денег, чтобы безбедно пережить зиму, теперь хватало с лихвой.

Жили они, в общем-то, обособленно. Соседей не сторонились, но и в друзья не набивались. А слухи о том, что они оба, каждый в своё время, побывали за решёткой, возвели незримую преграду между ними и остальными жителями садового товарищества. И, хотя жили они в товариществе уже пятый год, и за это время не случилось даже какого-то мелкого недоразумения между ними и соседями, эта стена опасливой осторожности и предубеждённости так и сохранялась между ними. Соседей тоже понять можно. Что там в голове у бывших уголовников, поди, разберись. Вроде бы и алкоголем не злоупотребляли, и с вопросами «Ты меня уважаешь?» ни к кому не лезли, но… Бережёного Бог бережёт!

У дома Петровича, метрах в пяти–шести, росла большая кряжистая сосна, рядом с которой стоял деревянный самодельный столик, да две лавочки вдоль него (Виктора работа). Метрах в трёх от земли над столом висела электрическая лампочка. Повесили повыше, чтобы насекомые не докучали. А под лампочкой висела небольшая железная сетка, куда падали насекомые, привлечённые светом, и нашедшие смерть по причине своего любопытства. Сетку повесили вынуждено, так как поначалу испытывали большое неудобство, вынужденные вылавливать всякого рода летающую живность из своих тарелок. Не панацея, конечно, но количество нежелательных добавок к их вечернему столу, заметно уменьшилось. Рядом со столом уже дымился дровяной старинный самовар литра на три. От прежних хозяев остался. Виктор, когда нашли его на чердаке, не хотел даже и думать о том, чтобы пользоваться им, однако Петрович настоял. Очистил от накипи и грязи и изнутри, и снаружи, отполировал, и самовар признательно засверкал и вдохновенно запыхтел, всем своим видом приглашая на чаепитие. Стол был уже частично накрыт: тарелки, вилки, большие чайные чашки и нарезанный хлеб были аккуратно расставлены на столе.

Петрович, как, впрочем, и Виктор, любил порядок во всём, давно поняв, что поря–

док упрощает жизнь и заметно экономит время и нервы.

– Тебе помощь нужна? – Спросил Виктор, подходя к столу.

– Не, не надо. Заканчиваю уже. – Донёсся из дома голос Петровича.

Не успел Виктор присесть, как появился Петрович, неся перед собой большую сковороду, накрытую крышкой, из–под которой вырывался пар.

– Ну, вот. – С облегчением выдохнул Петрович, поставил сковороду на подставку, приоткрыл крышку, откуда повалил духманистый пар и, втянув в себя воздух, прикрыл глаза и прошептал: «Лепота!»

Помолившись перед принятием пищи (надо сказать, что делали они это по настоянию Петровича, так как старик был убеждён, что обо всём надо просить Бога и за всё Его благодарить), мужчины уселись за стол.

– Удивительно! – Воскликнул Петрович, удовлетворив первый голод. – Вот, казалось бы, никаких тебе изысков: рыба, лук, перец, лаврушка, соль и вода, а вкуснотища – пальчики оближешь.