Прошу, убей меня! (Please Kill Me)

Игги развопился, парень, который прикрывал меня, увидел, что Игги орет, подошел и сгреб его в охапку со словами «Все в порядке, чувак. Не бери в голову, это просто наркотики. Не переживай ты так, братан». Конечно, здесь нечем гордиться, но мне действительно нужны были деньги.

Биби Бьюэл: Когда мы в последний раз были вместе с Игги, я поехала с ним на поезде в Вашингтон, где ему надо было играть в Зале Конституции. Это было очень престижное выступление, и я взяла с собой эту подругу, а она взяла с собой этот наркотик, который чуть меня не отправил на тот свет – ПЦП, слоновий транквилизатор. Она насыпала дорожку и сказала, что это кокс, а я чуть не двинула копыта. Это было ужасно: я видела ангелов, летящих ко мне, у них у всех были гитары. Нет, честно, у меня пошли глюки, и там были ангелы с гитарами. Я уже решила, что на том свете.

Так что мне не нравилась эта девчонка. Я не хотела, чтобы она ехала с нами, но она все равно поехала. Потом я узнала, что с ней договорились, чтобы она привезла этот наркотик. Она прятала его от меня, потому что понимала – я смою его в толчок.

Игги и Stooges отвисали в комнате отеля, и эта девчонка распечатала наркоту. Я сразу поняла, что это тот самый препарат, так что я очень, очень напряглась. Я пошла в комнату к Джеймсу Уильямсону и сказала: «Слышь, она принесла это говно, и если Игги его примет, он точно не сможет сегодня выступить».

Даже моя мама пришла посмотреть на него в тот вечер, потому что он был тогда великим, он был лучше, чем когда бы то ни было, – если не был обдолбан. Но я знала, что если в нем будет хоть чуть-чуть этого порошка, без толку ждать от него хоть какого-то представления. Я просто знала. Мне было страшно.

Первое, что Джеймс Уильямсон сказал мне: «Надо было позвонить – нельзя было оставлять его одного, потому что он уже наверняка удолбался».

Я вернулась в комнату. Как мы и думали, Игги уже загрузился слоновьей дорогой – знаешь, дорожка на семьдесят пять человек. Вот так. Мы пошли в Зал Конституции, это классный маленький зальчик, группа была свежая и хрустящая, все были готовы, все выглядели отлично…

А потом Игги выполз на сцену, ухватился за микрофон, начал: «Наоооооо…»

И отрубился на полу. Было очень грустно.

Игги Поп: Со мной никогда не знаешь – тем вечером мы играли в Атланте, а накануне я обожрался успокоительных, так они бросили меня в кусты, просто оставили на клумбе рядом с «Дейз-Инн». Я проснулся и не мог говорить.

Как мы готовились к концерту – загоняли мне в вену кучу всякого, так что я смог встать и заговорить, но все равно у меня не получалось держать ритм. В меня загрузили около грамма спида и пару грамм кокса, внутривенно, так что я самостоятельно смог встать на ноги и петь близко к теме.

Я едва стоял. В тот вечер Элтон Джон вышел на сцену в костюме гориллы. Я подумал: «О Господи! Что же мне делать?» Я не мог с ним драться. Я еле стоял. Я был слишком обдолбан чтобы двигаться, чтобы хоть как-то реагировать. Знаешь, такое постоянно со мной случается.

Джим Маршалл: Я поехал автостопом в Атланту, чтобы увидеть Stooges, и перед выступлением увидел, как они горстями хавают «ангельскую пыль». Это был один из последних их концертов. Самое странное, что в Атланту прилетел Элтон Джон, он хотел подписать с Игги контракт, что-то такое. Элтон надел костюм гориллы, выскочил на сцену и схватил Игги – схватил его сзади, через голову.

Игги был так въебан «пылью», что вообще не понял, что с ним происходит. Он съежился от ужаса, как будто не догнал, что это не настоящая горилла.

Игги Поп: В то время я был совсем плохой, и не надо говорить, что я устал от поездок, – все было гораздо хуже. Наш нормальный день выглядел так: мы успевали на четвертый по счету самолет, на который пытались успеть, и вот, мы садились в самолет в Лос-Анджелесе, и я загружался еще до того, как самолет отрывался от земли. Скажем, мы ехали в Мемфис – когда мы подлетали к Мемфису, я уже нюхал что-нибудь у себя на столе и курил что-нибудь в косяке. Мы прилетали в Мемфис, во всех газетах была моя фотография с заголовком: «Полиция нравов будет наблюдать за сегодняшним концертом».

Мы приезжали в отель, я был жутко на взводе, так что закидывался ежедневной дозой и покупал двенадцать стаканов колы и молока, потому что я нервничал, но пить любил только детские напитки.

Так что к моменту, когда мы ехали выступать, от меня уже мало что оставалось.

Уэйн Крамер: Я был так себе преступником. Федералы прицепили ко мне информатора – федерального информатора, который был вором в дурь-доме.

Его поймали за какую-то хуйню, а он не хотел назад в тюрьму, так что он познакомил меня с этими итальянскими гориллами, у которых были роскошные тачки и немереные пачки денег. Конечно, это были наркоагенты, и я в конце концов продал им пару фунтов кокаина.

Моя криминальная карьера закончилась, когда я толкнул им одиннадцать унций 89-процентного кокаина. Это был охуительно классный кокс.