Прошу, убей меня! (Please Kill Me)

Я не был крутым парнем, но у меня были девушки, и, может, поэтому меня считали крутым. У меня была приличная стрижка, наверное, из-за нее Альфонсо сказал: «Ты будешь драться с моим братом».

Смешно, но я за день до этого видел драку Билли, которую организовал его старший брат. Альфонсо был, так сказать, менеджером Билли – ведь он был в восьмом классе, а мы только в седьмом. Билли дрался с каким-то парнем на стройке, через дорогу от школы. Шел дождь, и они оба извозились в грязи. Я не мог в это поверить, ведь Билли не был особо крутым. Но его брат заставлял его драться – даже со взрослыми парнями с ножами.

И когда Альфонсо сказал, что мне надо драться, я подумал: «Погодь, что за дерьмо?» Потом мы столкнулись с Билли в столовой, и он сказал: «Ты? Он тебя выбрал?»

Мы были в одном классе и нормально друг к другу относились, так сказать, общались – перекидывались парой слов. Билли пошел к брату и сказал: «Не катит, чувак». Он сказал по-испански: «Это мой друг, mi amigo». Ну, это и будет «мой друг».

А Альфонсо сказал: «Ладно, Билли, без вопросов, давай пойдем найдем еще кого-нибудь, кому можно надрать задницу».

Потом я устроил Билли работать со мной в магазине моего дяди – «Мелочи Майкла» на Джамайка-авеню. Мы продавали серьги – знаешь, такие серьги за пятьдесят один цент, которые любят носить черные девушки. Потом мы продавали одежду в «Трутс» и «Соул». А потом родились New York Dolls. Название для группы мы взяли тут же, не отходя от кассы. Нью-йоркская Кукольная больница, место, где чинили редких кукол, было через дорогу напротив.

Было тяжело, когда Билли умер, – мне надо было позвонить его матери, все ей рассказать, потому что я знал всю их семью. Она просто не могла поверить – я за всю свою жизнь никогда не слышал, чтобы люди так кричали.

Марти Тау: Первое, что я сделал, – заставил Dolls собрать чемоданы и улететь первым же рейсом. Я понимал, что их обязательно потянут на допросы, возможно, задержат в стране на недели или даже месяцы, и может выйти большой скандал. Я хотел избавить их от этих мук. Мне не нравилась мысль о скандале, так что я отправил их в Нью-Йорк посреди ночи. Сам я остался вместе со Стивом Лебером, чтобы дать показания Скотланд-Ярду.

Джерри Нолан: Той ночью позвонил один друг. Он сказал: «Джерри, ты сейчас прихуеешь. Угадай, кто только что умер?»

Первым делом я подумал про Джонни Фандерса. Все давно привыкли к мысли, что он умрет от передоза. Может, Билли и не убили, но поступили с ним очень хреново. Он пошел на вечеринку к этим снобоватым торчкам, к богатеньким английским детишкам. У них были «колеса», мэнди. Это тяжелые барбитураты. И весь день напролет в него пихали эти «колеса». Когда Билли отрубился, все запаниковали.

И знаешь, что они сделали? Бросили его на хуй в ванну, надеясь разбудить. Они его утопили на хуй! Утопили парня! Эти блядские богатенькие дети пересрали и разбежались. Просто бросили парня. Полный пиздец.

Марти Тау: Когда я вернулся домой, дочка заразила меня свинкой, и я пролежал в постели целый месяц. В это время мне звонили со всего мира – Rolling Stone, Bravo, New Musical Express – и мне приходилось все им объяснять.

Билли умер, и Dolls больше не было. Жизнь замерла. Понадобился месяц, чтобы вернуть тело Билли. Похороны Билли состоялись в Вестчестере или Йонкерсе, где-то там. Это был первый день, когда я встал на ноги. Через некоторое время группа собралась, и мы решили продолжать играть. И поэтому начали искать нового ударника.

Джерри Нолан: Когда Билли умер, Dolls, можно сказать, развалились. Тогда я пошел поговорить с Дэвидом Йохансеном. Я сказал: «Слушай, Дэвид, я человек старой школы».

Я произнес речь в духе «шоу должно продолжаться», ну, такой уж я есть. «Музыка – это очень важно, вам нельзя разваливаться. Вы должны продолжать играть, в память о Билли».

Я знал, что ключ к Dolls – простота. И знал свой рок-н-ролл. У этих ребят была правильная идея, они знали, кто они такие есть, но я был профессиональнее их. Я сказал Дэвиду: «Слушай, Дэвид, есть только один человек, который сможет сделать эту работу, и сделает ее правильно. Этот человек – я».

На прослушивании я сыграл с ними так же, как потом играл десять лет. Я чуть-чуть добавлял. Каждую песню я чуть-чуть менял. Я не хотел переборщить, чтобы их не обламывать. Я уже говорил, им явно не хватало профессионализма. Я показал им ровно столько, чтобы они поняли: с их песнями можно сделать больше, чем они уже сделали. До нелепого. Помню, Артур подошел ко мне, когда мы сыграли «Personality Crisis», и сказал: «Вау, никогда в жизни не играл эту песню так быстро».

Ты просто не поверишь, насколько я любил эту группу. Я пришел в группу последним, но все равно любил ее больше всех. Это была моя сбывшаяся мечта.