Прошу, убей меня! (Please Kill Me)

Анджела Боуи: У меня большая проблема с тупыми людьми – особенно с тупыми людьми, которым нравится фашизм. А у Дэвида Боуи была полоса тупизма, настолько же широкая, насколько длинная. Одной из причин гибели моей любви к Дэвиду стало то, что он увлекся немецким экспрессионизмом.

Однажды в Англии, около вокзала «Виктория», Дэвид встал в открытом лимузине «мерседес ландау» и поднял руку в гитлеровском салюте: снимок оказался на первой странице трех английских газет. И, честно говоря, после этого я не хотела его больше видеть. Остаток совместной жизни с ним, рождение нашего ребенка – все это было кошмаром, попыткой найти выход из ситуации, в которой я оказалась. И совместное путешествие Дэвида и Игги в Берлин было таким же тошнотворным, как и все остальное.

Игги Поп: Берлин был похож на город привидений, со всеми вытекающими радостями. У полиции там очень дипломатичный стиль, можно сказать, «культовое поведение». И это такой пьяный город: всегда кто-нибудь идет по синусоиде. Кроме того, они не парятся по поводу торговли наркотой. Хотя неправильно говорить, что они не парятся по поводу наркоты, скорее они не парились над тем, что люди развлекались.

Анджела Боуи: О боже мой! У Дэвида и Игги это был как медовый месяц. Это было отвратительно: английская жопа и американский сопляк думали, что они очаровывают Германию, а немцы смотрели на них и смеялись. Оба корчили из себя бонвиванов – швырялись деньгами, покупали всякое дерьмо, пытались представить себе, что живут в двадцатые или тридцатые годы, как Кристофер Ишервуд: «О! Мы планируем переехать в Берлин». Они вызывали у меня желание проблеваться. Не могу вам передать, как меня от них тошнило.

Дэвид и Игги решили зависнуть именно в Берлине, потому что там больше трансвеститов на квадратный дюйм музыкальной тусовки, чем в каком-либо другом городе мира. Дружба Дэвида с Игги была партнерством проклятых. Понимаете, о чем я? Это когда вы просто терпите друг друга, потому что никому больше не нужны. Мне кажется, «декаданс» – слишком лестное определение для этого. «Замешанная на кокаине куча говна» подходит гораздо лучше. Вся затея была просто потерей денег и времени – они проводили кучу времени, соревнуясь, кто найдет самого смазливого трансвестита.

Легс Макнил: Глиттер-рок был пропитан декадансом: туфли на платформе, юноши с подведенными глазами, Дэвид Боуи и гермафродитизм. Богатые рок-звезды подражали героям «Берлинских историй» Кристофера Ишервуда: помните, Салли Баулз, развлекающаяся с трансвеститами, шампанское на завтрак и минет, пока нацисты потихоньку забирали власть.

Декаданс оказался таким бессильным, потому что думал, что еще есть время, а времени уже не было. Окружающий мир разрушался. Мы проиграли войну во Вьетнаме, кучке парней с дубинками в черных шароварах. Вице-президент Спиро Агню был вынужден подать в отставку, потому что его поймали, когда он брал взятки прямо в Белом доме. А Ричард Никсон заработал Уотергейт, взломав ночью штаб-квартиру Демократической партии, потому что был конченым параноиком. Я имею в виду, что злоебучий Никсон победил на выборах с самым большим в истории перевесом. Он был просто психически болен. И потом ему пришлось подать в отставку. А потом президент Джеральд Форд послал Нью-Йорк на хер, когда случилось банкротство. Город Нью-Йорк объявил о своем банкротстве!

По сравнению с тем, что происходило в реальном мире, декаданс казался изящным и привлекательным. Панк вертелся не вокруг распада и гниения, панк вертелся вокруг апокалипсиса. Панк говорил об уничтожении. Все пришло в негодность – так что погнали прямо в Армагеддон. Знаете, если однажды вы обнаружите, что ракеты стартовали и уже летят к вам, вы, наверно, будете говорить то, что вы всегда хотели сказать, но так и не сказали. Вы, наверно, повернетесь к своей жене и скажете: «Знаешь, я всегда думал, что ты жирная корова!» Мы себя так и вели.

Эд Сандерс: Панки напоминали мне броненосцев: прикид этих людей был разновидностью брони для защиты от щупалец глобальной системы. Это стиль «Армагеддон-конец света-я готов-сделай это-Гарри Гилмор». Знаете, вроде: «Если это должно произойти, давай, начали, я готов, можешь проблеваться на меня, мне не сложно почиститься». В этом есть что-то индивидуально апокалиптическое – персональный апокалипсис, закалка.

Культура, из которой вырос панк, напоминает мне оперу Бертольда Брехта «Взлет и падение города Махагони», где ты мог делать что угодно, если у тебя были деньги, но если у тебя нет денег, ты преступник, ты отброс, ты блевотина. И среда, из которой возник панк, напоминает мне еще фильм «Бегущий по лезвию бритвы» – разновидность стиля жизни, где есть дробный, грозный звук барабанов судьбы, только ты не знаешь, что это на самом деле – барабаны судьбы или чья-то песня. Но что бы это ни было, всегда слышен звук барабанов.

Глава 28 – Лондон зовет