Я продолжал идти — лимузин был припаркован напротив — и снова услышал: «Стоять! Полиция!»
Я побежал и впрыгнул в лимузин; я чуть не наложил в штаны — у нас была наркота — и я закричал: «Что делать? Анита, что делать?»
Копы подошли к лимузину и потребовали у шофера впустить их, но он сказал: «Нет».
Мы с Анитой сидели сзади и тряслись от страха. Шофер лимузина сказал: «Это частная машина, и для обыска вы должны иметь ордер. Этот лимузин арендован, я даже не имею права сказать вам, кто сидит сзади».
В конце концов копы сдались. Так лимузин нам помог.
В то время Эния часто садилась со мной рядом, и мы разговаривали. Она говорила — и это был настоящий комплемент в устах Энии — что я приобретаю репутацию развратной женщины. Я, со своей стороны, тоже чувствовала, что чего-то достигла, если уж
Непростительно — я встречалась даже не с лидером той ужасной группы, а с барабанщиком, с простым барабанщиком. Конечно, стыдно, но он был таким милым парнем!
Эния заявила, что обо мне пошли разговоры. Я спросила: «Хорошо, кто?»
Она ответила что-то вроде: «О нет, я не собираюсь называть имен». Вот и все дела.
В ответ на поучения Энии я опять пошла домой с каким-то парнем. Мы сидели в «CBGB», и я испытывала своего рода гордость, потому что хотя я была по-прежнему совершенно помешана на Лу, этим поступком я заявляла о своей независимости. Так я отвоевывала жизненное пространство, которое тут же исчезало, стоило мне сосредоточиться на Лу.
Мы оба были пьяны в стельку, и я, с трудом маневрируя, вывела Игги из клуба на улицу, но когда мы сели в машину, нас окружили Dead Boys и сказали Игги: «Ни в коем случае, парень! Это телка Чита».
Игги рыгнул и пошел обратно в клуб. Я осатанела.
Я видел «Blank Generation», его документальный фильм о «CBGB» — на мой взгляд, полный отстой. У него были объективы с зумом, и он постоянно телепал картинку вперед-назад — это сводило с ума, очень хотелось придушить оператора. Просто чтобы камера перестала дергаться. Но когда он предложил мне сняться в следующем фильме, я ответил: «Конечно!»
Потом я подумал: «А, понял! Какая такая съемка? Не будет никакой съемки». Ну, знаете, идиотский розыгрыш.
Все же я спросил: «Эй, а когда ты начинаешь съемки?» Знаете, я думал, он скажет: «Э… Года через полтора».
Он сказал: «Через две недели».
Я воскликнул: «Две недели! Вау! Тогда мне надо скорее прочитать сценарий».
Он ответил: «Собственно, я его еще не написал». Я чувствовал что-то вроде: «О! Великолепно! Идиотизм в чистом виде». Я сказал: «Ты делаешь картину без сценария, с актерами-любителями в главных ролях, и ты собираешься начать через две недели? Классно!»
Амос работал в то время таксистом, но каким-то образом собрал шесть тысяч баксов. Он собирался снять художественный фильм — вещь в стиле Жана-Люка Годара, что-то вроде присяги на верность французской «новой волне».
Фильм назывался «Незаправленные кровати», и Дебби Харри играла мою девушку. Я познакомился с ней на съемках, мы должны были сняться в любовной сцене. С ней был ее друг, Крис Стейн. Во время съемки мы с Дебби не касались друг друга, к моему глубокому сожалению. Мы были одеты, потом когда мое отражение появлялось в зеркале, она целовала его. Потом экран чернел.
В следующей сцене мы снимались в нижнем белье. Сигареты. Я был стильным, французским и бесстрастным. Она была стильной и горячей. Она спела маленькую песню. Песня вышла так себе. Молчу уж о духовых инструментах.
По существу, мне приходилось изображать этакое … «изваяние». Которое курит. И подает идиотские реплики в дурацких диалогах. Это было ужасно.
В какой-то момент съемок я сказал: «Знаешь, нам не хватает экзистенциализма».
Амос ответил: «Правильно». Но, думаю, он не знал разницу между сюрреализмом и экзистенциализмом. Поэтому он дал мне прочитать эту штуку «Почему гамбургер — это корова» — некую вариацию на сюрреалистическую тему об употреблении в пищу мяса. Вы знаете, это было не «Бог умер». Скорее это напоминало обсуждение диеты.